– Макс, я все равно не смогу заснуть. Неужели ты не знаешь номер его мобильного? Как же ты не спросил?!

– Он сменил номер. Прежний, что был у следователя, не отвечает.

– То есть вы Геру так и не нашли? Что ты мне голову морочишь! Ты ясно дал понять, что видел его! – она устало опустилась в кресло и закрыла глаза. – Возможно, ты прав, я тороплю события. Но понять-то ты меня должен!

– Я понимаю, мама, – он покосился на кровать: по его просьбе горничная застелила ее свежим бельем. Еще одна стопка лежала на диване в гостиной. Он отказался бронировать отдельный номер для матери не из экономии – побоялся оставить ее без присмотра…

Когда она позвонила из аэропорта Франкфурта и сообщила, что прилетает в четыре тридцать утра, он кинулся было звонить Беркутову. Вовремя бросил взгляд на часы – тот уже наверняка спит.

Макс решил немного отдохнуть, заказав такси до аэропорта. Но сон не шел, перед ним постоянно возникало лицо Германа, вновь подступал холодящий ужас, на глаза наворачивались слезы. Больше всего он боялся, что тот не выживет. Что тогда будет с мамой?

Герман пришел в сознание до приезда машины скорой помощи. Макс, успевший к месту происшествия первым, быстро снял куртку и подложил ее под голову брата. Когда тот открыл глаза, он наклонился к самому его лицу, поняв, что Герман хочет что-то сказать. «Я не думал ее убивать… она назвала меня Bastard, а маму Hure! И сказала, что мы ничего не получим… я ударил ее… старая ведьма! А мама у нас красивая, правда? Передай ей… я не убийца…» – он говорил быстро, боясь не успеть сказать все, что хотел. Он вновь потерял сознание, а Макс так и просидел на коленях возле него до приезда врачей.

Они с Беркутовым поехали следом за неотложкой. В больнице сказали, состояние Германа критическое.

Макс с разрешения Беркутова присутствовал при допросе Шульца, наблюдал за ним, пару раз еле сдержался, чтобы не стукнуть с силой по прозрачной с его стороны перегородке. Был бы он в том же помещении, где Шульц, ударил бы того, не иначе. Наверное, поэтому его и усадили в этой комнате, да еще и полицейского приставили. Уже в гостинице, успокоившись, понял – вина Шульца несомненна, но сама тетушка? А дед, отец? Как им-то в голову пришло сотворить весь этот ужас? И главное, ради чего? Тысячи людей воспитывают приемных детей, даже Шульц признался, что Герман не был для него чужим. Почему было не оставить его родной матери? Неужели дело лишь в именитой фамилии и чистоте крови? Невероятно глупо… и подло!

– Мама, приляг. Я разбужу тебя через два часа. Ты проснешься, и мы тут же позвоним следователю, – твердо приказал он, указывая ей на кровать.

– А ты?

– Мне тоже не помешает отдых.

Он, конечно, знал, что не заснет. Завтра выходной день, Макс не был уверен, что их пустят в больницу. А это означает, что придется беспокоить Беркутова.

Шульц на стук открыл дверь номера и замер – перед ним стояла Юлия. Не говоря ни слова, она прошла в комнату и опустилась в кресло.

– Что тебя привело в Самару, Юлия? – осторожно задал вопрос Шульц, присаживаясь на край стула. – И где Максимилиан?

– Петер, ответь мне лишь на один вопрос – как ты мог участвовать в этой подлости? Неужели из-за получения в собственность куска земли ты предал любимую женщину и лишил меня сына? А Германа матери?

– Значит, ты знаешь про Эрику… ничего я не смогу тебе объяснить, Юлия. Поверь, о том, что Герман твой сын, а не ребенок моей жены, я узнал не сразу.

– Да, Макс мне рассказал подробности. Ну, а когда узнал, почему не пришел ко мне? Испугался Франца? Марты? Или старого маразматика Эрбаха? А-а… они лишили бы тебя работы, испортили репутацию. Так? То есть для тебя потеря любимой женщины, ее переживания, горе матери ничего не значат? Главное, не упустить крупных клиентов… Ты сам-то понимаешь, насколько это мерзко?

– Юлия, не драматизируй, – поморщился Шульц. – Ты за этим пришла, обвинять?

– Нет. Макс сейчас в душе, после завтрака он собирается звонить следователю. Возможно, удастся с ним встретиться, несмотря на выходной. Я так понимаю, Германа пока не задержали.

– А? Как это… – пролепетал Шульц, не сразу сообразив, что Максимилиан не сказал ей о том, что старший сын в больнице…

Он видел все из окна отеля. Подошел, чтобы приоткрыть форточку и впустить свежего воздуха.

После возвращения из следственного комитета выпил бокал сухого вина и лег на диван. Тут же провалившись в сон, проспал больше двух часов. Голова болела, как если бы выпил лишнего. В номере было душно, и он решил проветрить помещение.

С высоты второго этажа хорошо было видно противоположную сторону улицы, кафе на углу и павильон остановки общественного транспорта. Он уже собрался отойти от окна, как заметил Германа, выходящего из кофейни. «Так и не уехал, паршивец!» – успел подумать он, как тот вдруг в быстром темпе направился к отелю.

Что произошло дальше, могло присниться лишь в кошмарном сне. Герман пропал из поля зрения, но буквально через мгновение появился вновь. Он выбежал на проезжую часть дороги, пересек рельсы прямо перед трамваем. Он бы проскочил и перед носом микроавтобуса, Шульц видел, что успевает, но нога Германа слегка подвернулась, он запнулся, и в этот момент маршрутка сбила его…

Шульц завороженно смотрел, как к Герману со всех сторон бегут люди. Первым успел Максимилиан, Петер узнал его. Он упал на колени рядом с лежащим Германом и низко наклонил голову…

Шульц почувствовал сильную боль в груди. Он вызвал коридорного…

Позже, отлежавшись после укола, набрал номер Максимилиана, но тот не ответил. Зато позвонил следователь, пригласив вновь посетить следственный комитет.

Он подумал, что эта беседа уже больше напоминает допрос. Да, наверное, так и было. Что ж, теперь скрывать что-либо не имело смысла…

– Юлия, тебе действительно нужно встретиться со следователем. Я не смогу тебе рассказать, как произошло убийство, просто не знаю. Герман подробности мне не сообщил. Лишь то, что сорвался. Видимо, Марта сказала ему что-то оскорбительное. Зная ее, не удивлюсь, порой она была невоздержанна на язык. Да что там, хамски груба и надменна.

– Петер, может быть, он успел уехать? – она с надеждой посмотрела на него. Шульц отвел взгляд.

– Следователь уверяет, границу не пересекал.

– Ладно, я пойду. Макс наверняка до него дозвонился. Знаешь, думаю, ты заплатишь за зло, что причинил мне и Герману. Сама прощать тебя не буду, не настолько религиозна. Верю лишь в закон бумеранга. А он работает на сто процентов. Ты украл у меня сына, но своих детей у тебя нет, и уже не будет. Променял любящую тебя женщину на чужую тетку. Уверена, счастье сомнительное. Что дал тебе этот кусок земли, из-за которого ты потерял все? Ты кому его оставишь, когда не станет твоей матери, жены, да и тебя самого? Несколько гектаров! Да тебе столько не понадобится – могила метр на два на сельском кладбище, вот и все! Ты мне противен, Шульц! – Юлия подошла к двери. – Да, еще. Даже не знаю, как сказать… Эрика просила передать одну фразу, сказала, поймешь: «Он был прав. Ты ничтожество». Он – это кто, а, Петер? Зигфрид Гаубе, отец Эрики? Не хочешь, не отвечай… Знаешь, я уверена, мой сын, когда мы встретимся, ничего хорошего о жизни с тобой и твоей женой, не расскажет. Мой сын не мог быть счастлив рядом с такими негодяями, как вы.