Спустя какое-то время избиратели в рыночниках разочаровываются, им хочется снова пожить за счет государства. Но драма в том, что для восстановления всех функций рынка, для того, чтобы низкая инфляция, снижение налогов, расширение свободы капитала дали ощутимые плоды обывателю, потребителю — таким, как мы с вами, — для этого нужно время! Годы последовательности, как говорил Фридман. У Тэтчер получилось быть последовательной, потому что она сумела продержаться у власти три срока. А люди нетерпеливы. И снова у власти «коллективисты».

Однако, в отличие от наших граждан, жители стран Атлантики все попробовали на собственной шкуре. Какая бы каша ни была у них в голове, они понимают, что деньги на деревьях не растут.

Достаточно вспомнить о Гайдаре и его команде. Они якобы манипулировали общественным сознанием, суля всем по «Волге» от приватизации и изобилие на прилавках по доступным ценам. Какого же низкого мнения о себе нужно быть, чтобы винить другого в том, что тот другой задурил тебе голову!

У нас просто не хватило терпения дождаться, когда осядет пена и каждый сам научится растить свои деньги на своих собственных деревьях, которые однажды начнут плодоносить. Более того, большинство — и те, кто застал 1990-е годы, и те, кто судит сегодня о них со слов родителей, — так и не поняло главного: как произошла подмена того свободного рыночного общества, которое строили Гайдар и его команда, вооружившись лучшими экономическими теориями.

Гайдара можно назвать учеником Фридмана, они много общались, Егор Тимурович многое перенял у нобелевского лауреата. Но преемники Гайдара один за другим начали идти на компромиссы: тут чуть поменяем, тут обойдемся, тут сделаем наоборот — на время. Государство стало хвататься за те функции, которые ему не по зубам, а с середины нулевых — вообще торжество государственного подхода: государство, мол, само может устанавливать законы рынка сообразно своему, государственному целеполаганию. В результате мы и имеем тот самый капитализм с нечеловеческим лицом. Ни Богу свечка, ни черту кочерга, как сказала бы моя покойная свекровь с Орловщины.

Не одни мы, русские, любим стабильность, которую якобы дает государство. Не только мы считаем ее надежнее стабильности денег и свободы. Наше отличие лишь в отсутствии опыта, который позволил бы сравнить две стабильности: как чахнет экономика, когда ее терзает государство, и как она расцветает, когда государство разжимает клещи. Не имея такого опыта, мы считаем, что он нам и не нужен, и все ищем свой «особый путь». Каждому хочется гордиться своей страной, только как гордиться тем, что умом Россию не понять?..

Ни одной стране в мире не удалось обойти объективные экономические законы, хотя «особый путь» манил многих. И именно тогда, когда хотелось преодолеть собственную отсталость и побыстрее догнать передовую Атлантику.

Период самых массовых попыток ее догнать — 1950-1960-е, когда на сцену вышли более 100 стран, бывшие колонии. Бурный всплеск новой общественной мысли: теперь это независимые страны и их граждане достойны жить не хуже, чем население бывших метрополий! Задача не только для свежеиспеченных правительств этих стран. Историческая вина перед бывшими колониями заставляла страны Атлантики принимать проблемы слаборазвитых стран как свои собственные.

Свежеиспеченные правительства тоже решали задачу: как развить инфраструктуру, промышленность, сельское хозяйство. Неужели нет «особого способа», чтобы взять побыстрее из опыта Атлантики все приятное, но отбросить все непривлекательное? По-человечески так понятно, и тем не менее — блаженная маниловщина.

«В прошлом веке утвердился миф о том, что свободный рыночный капитализм — равенство возможностей, как мы интерпретируем это понятие, — ведет к росту неравенства настолько, что складывается система, в которой богатый эксплуатирует бедного, — пишет Милтон Фридман. — Нет ничего более далекого от правды»[86].

Фридман почти кричит, чтобы быть услышанным: «Это неправда, что рыночный капитализм, общество, построенное на капитале, несет людям нужду и лишения!» Совсем наоборот, откройте глаза!

«Там, где свободному рынку позволено функционировать, где существуют, пусть не полные, но близкие к полным, равные возможности, простой человек сумел достичь уровня жизни, о котором и мечтать не мог — вот что он утверждает. — Нигде нет такой пропасти между богатыми и бедными, нигде богатые не богаты настолько, а бедные настолько не бедны, как в обществах, где рынку не дают функционировать свободно. Это одинаково верно и когда речь идет о феодальных обществах средневековой Европы, об Индии до независимости, о большинстве южноамериканских стран… Это верно и в отношении общества с плановой экономикой, как Россия и Китай или Индия после независимости. Это верно, даже несмотря на то, что плановое управление было введено в этих трех странах именно во имя равенства»[87].

После Второй мировой в мире возникли два новых международных финансовых института. Почти все страны мира вступили в них, подписав в июле 1944 года соглашения об основании Международного валютного фонда и Международного банка реконструкции и развития в американском городке Бреттон-Вудс. МВФ и МБРР — который чаще называют «Всемирный банк» — так и стали называть «бреттон-вудскими институтами».

МВФ следит прежде всего за соблюдением правил общей экономической игры. И если у какой-то страны, даже передовой, возникают сложности, если ей требуется проводить реформы, на которые нужны деньги, фонд предоставляет займы. Но даже если займы не нужны (ни Штаты, ни Германия, ни другие страны Атлантики, кроме Великобритании, никогда не просили у МВФ денег), абсолютно все страны — члены МВФ обязаны раз в год отчитываться перед фондом о здоровье своих экономик.

А вот бывшим колониям деньги всегда нужны. С середины прошлого века они пытаются модернизировать экономику, и получается это у единиц. Но дело не только в деньгах. Эти страны в колониальные времена не создали собственного каркаса законов, учреждений, ведомств, которые были бы способны развивать экономику. Нет и каркаса инфраструктуры — железных дорог, портов, аэропортов. На эти цели выдает займы МБРР, или Всемирный банк.

Они работают в паре. Банк ни за что не начнет проект ни в одной стране, если он не вписывается в принципы здоровой рыночной экономики и его не поддерживает МВФ. А Фонд изучает дотошно все показатели экономики стран-членов и время от времени предлагает им комплексные реформы, на которые он готов дать денег. От десятков миллионов для малюсеньких стран до миллиардных займов — для крупных.

Фонд вместе с правительством страны, зашедшей в тупик, составляет программу оздоровления экономики и дает ровно столько денег, сколько нужно для того, чтобы страна продержалась, пока программа не начнет приносить свои плоды. Пока экономика не станет, говоря языком экономистов, самоподдерживаемой.