— У меня просканировали память и постарались получить доступ к блоку управления.

— Не получилось? — кресло раскладывается в приятное ложе.

— Пока нет, но я чувствую их присутствие постоянно, — сим смотрит на Колючку, а та упорно изучает швы между плитками на полу. — Теперь вы позволите взять у вас кровь на анализ?

— У тебя есть лаборатория? — я закрываю глаза, кажется, что меня мутит от вида крашенных стен.

— Портативная диагностическая лаборатория встроена в мою модель. Я вам говорил, вы забыли.

— Наверное, — мне не до него.

— Позволите?

— Бери, только немного. Во мне скоро её не останется, — мне всё равно. Пусть делает, что хочет.

Я чувствую, как на плечо ложится шина, укол в сгиб локтя. Затем тишина. Колючка старается даже не дышать.

— Ты не думала, что нам могут закрыть вентиляционные каналы, и мы просто тихо уснём? — спрашиваю я её.

— Зачем так сложно? — хрипит она. В самом деле, зачем? Можно просто каждому по пуле. Если это не дефицит.

— Чтобы сэкономить боеприпасы.

— Марк... — скорбно изрекает сим. Я не хочу слушать его выводы.

— Заткнись, Пончик.

— Что ты думаешь? — спрашивает Колючка. О чём? О том, как она лишила одного из парней потомства? А то и жизни? Или она про Луку — Фатума и бог знает, кого ещё.

Дверь открывается и нам приносят обед. Или ужин. Двое в камуфляже, оба очень молоды и молчаливы. Приходится открыть глаза.

На подносе стоит настоящий сок, закрытые тарелки с каким-то ароматным варевом, настоящий хлеб, его ни с чем не спутать. Вот это щедрость. Последний обед для смертников?

Мне придётся впихнуть в себя хоть что-то, иначе скоро я просто не встану. Служащие уходят, закрывая дверь на замок. Мы всё ещё пленники.

— Про то, что он сказал, что ты думаешь?

— Если честно, Колючка, я почти не слушал.

— Неправда, — она берёт кусок хлеба. Я чувствую его запах. Как он пахнет! Неужели это возможно? Вернуть нам настоящую жизнь? Но какова цена! Неужели у нас больше нет выхода?

— Я не знаю, что сказать, — пробую сок. Он настоящий. Не концентрат, не синтетическая порошковая бурда, настоящий апельсиновый сок. Боже... Мне снова скручивает желудок.

— Он был убедительным, — замечает Колючка, но что-то в её словах не даёт мне покоя. Она ему не поверила, вот, что не так.

— Невозможно вернуть нам настоящую жизнь, — говорю я, по кусочку откусывая от хлеба, — не всем. Даже, если он считает, что все люди будут равны — нет! Этого не будет! Ты это знаешь, я это знаю. Этого никогда не будет! Кто-то всегда будет равнее остальных.

— А СоТа? — Колючка смотрит на меня очень внимательно. Что ты хочешь услышать, девочка? Что я против кибернетической жизни? Я не против, уже не против, когда моё физическое тело меня подвело. Теперь мне немного страшно, что я исчезну навсегда.

— То, чего хотят они, это... бесчеловечно. Только... — я откладываю хлеб и прячу лицо в ладонях, — только мы и сейчас так живём, Лин, и всех устраивает. Никто не возражает быть отчётной единицей в сети. Только бы в онлайн-кинотеатре шёл очередной фильм. Я не вижу разницы, если честно.

— Тогда я спрошу по-другому, — Колючка забирается в своё кресло с ногами, — чего бы ты хотел для своих детей? Какого мира?

— Это изначально провальная формулировка, — я устал ей объяснять, — у меня никогда не будет детей, Колючка.

— Но ты можешь представить, чего бы ты хотел?

Это сложный для меня вопрос. И та, и другая реальности мне не нравятся. Первая своим кровавым подтекстом, вторая обезличенным равенством. Кажущимся равенством. Должен быть третий путь. Неужели мы его не найдём?

— Марк? — снова Пончик. У меня нет сил с ним ругаться.

— Что? — я поднимаю глаза на повреждённого сима.

— В свете последних обстоятельств мне нужен ваш ответ сейчас.

Он тоже хочет моего ответа. В этом мире постоянно приходится делать выбор. Чаще всего неправильный.

— А ты, Колючка? Чего хочешь ты?

Она замирает. Такого вопроса ей не задавали. Даже она сама себе.

— Я много думала. Ты прав. Они, — она кивает на Пончика, — стали человечнее нас.

— Лин? — Пончик недоумённо смотрит на неё. Одна половина его лица похожа на человеческую, другая чернеет прорехами в коже. Киборг, мать его.

— Мы не можем быть лояльными даже друг к другу, — продолжает Колючка, — тот мир, которого хочет Лука — Фатум, — он существует только в его воображении. Я боюсь представить, что сейчас творится в городе.

— Проходят века, а мы так и остаёмся обезьянами с заточенными палками, — усмехаюсь я. Как это ни больно, она права. Мы оба правы.

— Но и второй вариант мне тоже не нравится, — продолжает Колючка, — он так же не предполагает справедливости для всех.

— Её никогда не будет.

— Мы могли бы к этому стремиться, — горько подтверждает Колючка, — но мы всё время гонимся за призраком собственного благополучия. А оно ускользает, как дым.

— Не загоняйся, Колючка, а то ни один психотерапевт тебя не спасёт, — я, кажется, готов к тому, чтобы съесть остальное.

— Как ты живёшь? — она поднимает на меня глаза, — твоя жизнь конечна, даже быстрее чем остальные.

— Просто живу, — я пожимаю плечами. — Не я один такой.

— Прости меня, — она, кажется, искренна, — мне кажется, если бы не я....

— Это было занятное приключение, Колючка, не мучай себя.

Она замолкает и кусает нижнюю губу, даже показывается капля крови.

Думаю, можно отдохнуть, пока есть возможность. Но рядом стоит сим.

— Пончик, отойди, не могу спокойно жить, когда ты стоишь над душой.

— Вы разгадали загадку, Марк? — сим послушно отходит к стене.

— Какую?

— Кто дал команду на физическое уничтожение Лимерина?

— Боюсь, мы этого не узнаем, Пончик. Это одно из тех дел, которые не имеют логического завершения.

— Вы что-то выяснили, пока я был отключён?

— Это была СоТа, — вступает в разговор Колючка, — так нам сказал Лука.

— Но он мог и попытаться ввести нас в заблуждение, — замечаю я, —