Комментаторы хвалили Хрусталёва за наблюдательность, слог и неравнодушие. Они разглядели в случившемся не просто трагедию маленькой книги, но трагедию целого поколения.

«А что за книга-то?», — спросили Хрусталёва.

«Женский детектив, — ответил тот. — Но это не важно».

Дискуссия свернула в шутливое русло, что оскорбило Хрусталёва, который непреклонно отстаивал право любой книги на жизнь.

«Частички души автора», — написал он.

«Что же ты сам её не подобрал?», — спросили его.

Хрусталёв не ответил. Циничность людей угнетала его стареющее сердце.

Я вернулся к статье. Обычно, если у меня не получается сделать лидер-абзац лаконичным, я просто пишу что попало, а когда статья наполовину готова, возвращаюсь и убираю первый абзац или два.

Я пытался начать с описания филинского кладбища, могилы которого изъели березовую рощу. Получалось плаксиво. Мне не хотелось писать одну из тех историй, где всё изначально не очень, потом ещё хуже, а в конце совсем плохо.

Образ двух бледных близняшек стоял у меня перед глазами, но стоило перенести его на бледный лист, как получалась пародия на кубриковское «Сияние». И почему это именно близняшки — вот были бы близнецы, и никто бы не обвинил в плагиате. А если поставить близнецов на правах творческого вымысла? Чушь.

Я пробовал начать со статистики, но цифры перегружали первый абзац и вообще мало о чём говорили. Прямая речь филинцев в моём исполнении казалась авторской выдумкой. Я хорошо помнил их протяжную, пульсирующую речь, но не мог передать всех ревербераций. Речь получалась сухой и скучной: жил, жил да помер.

Три часа попыток породили комочек текста. Я менял слова и удалял целые фразы. Я ходил от одного тупика к другому. Меня раздражали вводные слова и сложноподчиненные предложения. Текст превращался в ленивый речитатив. Я сливал мелкие предложения в длинные, но из них сочилась назидательность, которую я не любил.

Когда в офис повалили сотрудники, мысль моя напоминала стиральную машину перед финальным отжимом. Меня трясло от ярости. Я был похож на фурункул, готовый взорваться. Но чем больше я давил, тем больше загонял гнойник под кожу.

Арина в своей милой картавой манере спросила меня о тексте про строительство гостиницы, который я писал с полгода назад. Могу ли найти ей ссылку? Я предложил ей поискать самой, и Арина, садясь на место, многозначительно сказала «Всё понятно». Что ей было понятно? Мой внутренний монолог полыхнул ядовито-зелёным пламенем, но я сдержался.

Мысли затуманились окончательно. Я захлопнул документ. Это позор. Это обычная трусость. Что бы я ни делал, за плечом стоял капитан Скрипка и правил текст вместе со мной.

Скоро началась планерка, на которой Гриша делал внушения, а я рисовал в ежедневнике крота. Может, стоило начать с кукурузных полей вокруг «Зари»? Или рассказать про трудолюбивого Рафика?

Вдруг передо мной грохнулся смартфон. Я вздрогнул. Гриша замолчал. Алик стоял у меня за плечом, кивая на смартфон:

— Это что?

Я посмотрел на экран. Сайт «Город 24/7» опубликовал историю «дамы с Рамштайном». Трафик она собрала чудовищный.

— Семьсот комментариев! — заорал Алик. Я видел его в гневе, но до сих пор именно со мной он был почти сдержан.

Алика несло:

— Где эта история у нас? Как можно было её просрать? Григорий Александрович, вас тоже касается. Почему я вижу её утром у конкурентов и не вижу у нас?

Гриша застыл с гранитным лицом, покрываясь едва заметным узором пятен. Алик сел рядом и так разложил локти, что Гриша оказался сбоку.

— Я реально не понимаю, как вы могли её просохатить. Сутки были! Это не расследование, не интервью с главой города, не аналитика на семь страниц. Это рубрика «пишут читатели» — слышали про такое? Вам сто тысяч просмотров принесли на блюдце, и вы их спустили в унитаз. Давай, Макс, рассказывай нам, как так получилось.

— Она не отвечала, — сказал я, хмуро штрихуя крота.

— Хера ль ты хотел у неё спросить? — завелся Алик. — Сколько раз она кончила под «Рамштайн»? Ответила — хорошо, не ответила — какая разница?

— Психолога я тоже не нашёл.

— Это о многом говорит, — закивал Алик. — Психолог же такая редкая профессия. Ты почитай материал «Города». Где там психолог? Нет его там. Надо было поставить на анонс красивую тёлку, написать «Ненавижу трахаться под Рамштайн» и запустить ещё вчера в полдвенадцатого утра.

— Это не моя тема, — ответил я. — Я её не понимаю.

— Ну, извини, что потревожили твою тонкую душевную организацию. Григорий Александрович, что вы скажите?

Гриша откашлялся.

— Строго говоря, у нас действительно не было рубрики «По письмам читателей»…

— Охренеть просто, — перебил Алик. — У нас же сайт в бронзе отлит. Если рубрики не было, то всё, и не будет никогда. Какая разница вообще?

— Разница в зоне ответственности. Если мы подаем материал от лица редакции, должны как минимум поговорить с человеком, узнать подробности…

— Братва! Вы издеваетесь что ли? Какие тут могут быть подробности? Вы хоум-видео у неё попросить хотели? Короче, минус премия обоим. Всё.

Планерка вернулась в привычное русло. Выступавшие говорили словно в пустоте. Гриша молча писал в блокнот. Алик погрузился в смартфон.

Борис наверняка испытал удовлетворением от моей публичной порки. Он энергично заявлял темы. Он предлагал написать о попрошайках на парковке аэропорта, смерть молодой мамы от передозировки лекарствами и лишении инвалида очереди на квартиру. Он докладывал необычно долго, провоцируя обоих боссов на дискуссию или хотя бы на взгляд одобрения, но Гриша молча записывал темы, Алик же, по-моему, даже не воспринимал монотонную радость Бориса.

Виктор Петрович сидел слева от меня. Он докладывал о прошедших накануне общественных слушаниях, когда я обратил внимание на документы, которые он машинально листал. На одной из страниц я увидел схему, которая очень напоминала спутниковую карту «Зари»: прямоугольники складов располагались в ряд, как могилы на Арлингтонском кладбище.

Когда планерка закончилась, я спросил его о схеме.

— Это приповерхностный пункт захоронения радиоактивных отходов третьего и четвертого класса опасности, — сказал он не без значимости, будто речь о секретном документе. — На юге области будут строить. Вчера экологические слушания были. ОВОС опубликовали.

Я рассмотрел схему. Она не была полностью идентичная «Заре». Надземные части бункеров располагалась ровными кварталами, а не наискосок, и забор был прямоугольным. И всё же ассоциация была явной.

— Строительство ещё в 2021 году только начнётся, а работать будет с 2023 по 2030 годы.

— А что именно за отходы? Откуда?

— Там где-то написано, — он надел очки и наклонил их для лучшей видимости, но найти нужный фрагмент не смог. — Это, знаешь, типа облученной одежды, грунта, железяк всяких. Не отработавшее ядреное топливо, а так, по-мелочи.