После третьего бокала коньяка разговор зажурчал, как веселый ручеек, и все больше места в этом ручейке отходило хорошим воспоминаниям.

– Кофе будешь? – Ленка потянулась к своей чашке, ее движения были неловкими. – Слушай, я уже хорошо пьяная.

Голова Галки качнулась, и она уставилась неподвижным взором на поднос:

– Ну и хрен с ним…

– С кем? – переспросила Лена.

– С ними со всеми!

И она снова разлила коньяк по бокалам нетвердой рукой.

– Слушай, ты самая лучшая подруга в мире, – она уронила голову вперед и снова подняла. – Я тебя обожаю, ты поняла?

– Поняла! Я тебя тоже обожаю.

– Дай я тебя поцелую, – она потянулась к Галке.

– Не надо, мы поднос свалим.

– Ну и хрен с ним…

– Не надо… Я уберу…

Галя переставила поднос на тумбочку и не заметила, как свалила «колобка», и тут же комнату огласил звон.

– О! У нас появился третий! – воскликнула Ленка.

– Нам третий не нужен! – Галя сползла с дивана, подняла «колобка», дала ему по шапке и нетвердой походкой вышла в коридор. Там она открыла входную дверь и тут же закрыла, оставив затихший будильник на площадке.

– Ты куда его дела? – спросила Лена, увидев на лице подруги загадочное выражение.

– Я же сказала, хрен с ним!

И тут женщины услышали Настин голос:

– Эй, что тут происходит?

Они переглянулись и, прыснув, втянули головы в плечи.

Настя вбежала в комнату в куртке и шарфе, обмотанном вокруг шеи, в руках она держала «колобка».

– Вы чего это его выбросили? – она переводила удивленный взгляд с Ленки на Галю.

– Мы не выбросили, – с невинным видом ответила Галка, – он слишком громко тикает…

– Тогда надо было в кухню вынести или в кладовку, – она уставилась на поднос, – по какому поводу пир?

– Просто так, – Галка пожала плечами. – А ты не замерзла?

– Нет.

– Ты голодная?

– Да, – она задержала взгляд на блюде с пирожными. – Пойду руки вымою.

– Сначала поешь, а сладкое потом, – сказала Галка.

Настя потопталась, поставила будильник на тумбочку, сняла куртку, шарф и села на край дивана.

– Галя, а что значат слова Зозули? – она поправила рукой рассыпавшиеся по плечам волосы.

Женщины обменялись быстрыми взглядами.

– Понятия не имею, – Галя захлопала ресницами. – Иди поешь…

– Он непорядочно поступил, да?

– Ни в коем случае! – воскликнула Галка.

– Так за что он просит прощения? – Настя сдвинула брови.

– Да кто его знает, – Лена пожала плечами, – может, все потому, что он верующий… Осознал что-нибудь, переоценил… – она икнула, выпучила глаза и стыдливо прикрыла рот рукой.

Галя шумно втянула носом воздух и посмотрела на Лену:

– Все, надоело, сейчас все расскажу… Гори оно все огнем! Он за мной не ухаживал, у него жена была такая, что он вообще по сторонам не смотрел! Но она умерла, вот… – она опустила вниз уголки губ. – Эх, такая девка была… Супер! И померла! От аборта, – Галя досадливо махнула рукой и замолчала.

– А при чем здесь ты? – с недоумением спросила Настя.

– Я при чем? – Галка вскинула на нее пьяные глаза. – Я ни при чем… Это дедушка Вадим… – она снова замолчала.

– Дедушка Вадим? Что дедушка Вадим?!

Галя скривилась, будто держала во рту что-то кислое:

– Это давно было, очень давно… Прошло… почти двадцать лет. Дедушка сделал этот аборт, и все… Алла умерла. Да… А дедушку посадили. Пять лет дали…

– Вот так поворот… – лицо Насти приобрело серьезное выражение. – А почему я об этом ничего не знаю?

– Дедушка не хотел, чтобы ты знала. Люди это… О таком не говорят.

Лицо Насти вытянулось. В комнате воцарилась тишина, было слышно, как за стенкой, у соседей, тихо скулит собака, а уж про будильник и говорить нечего – казалось, что от его тиканья сотрясается весь дом.

– Вот такие дела, – подытожила Лена, разглядывая ковер на полу, – Галь, давай еще по пятьдесят.

– Давай!

Они наполнили бокалы на треть и снова выпили.

– Если не хватит, закажем с доставкой на дом, – сказала Лена, – жалко, Настюша, что тебе не двадцать один год… Так бы в магазин смоталась…

Опустив подбородок на грудь, Настя хмурилась.

– Прямо шекспировские страсти. А дедушка странный… Он что, думал, я буду меньше его любить из-за этого? – она недоуменно пожала плечами. – Смешно даже… Для меня он самый замечательный дедушка на свете.

Да, она обожает деда с первого дня. А уж что делалось с Вадимом Григорьевичем, когда Настя в десятом классе сообщила, что будет поступать в медицинский! Он купил ей белый халат по фигурке и на каникулах брал на работу. Настя была на седьмом небе от счастья, порхала по больничным коридорам, выслушивала похвалы от пациентов в адрес дедушки, подсаживалась к медсестрам на постах, заглядывала в манипуляционную, а потом делилась с дедом впечатлениями. А чудо новой жизни внутри женщины, ее беспомощность в момент родов произвели на девочку неизгладимое впечатление. И самое главное произошло в конце одиннадцатого класса – дедушка позволил ей наблюдать роды, и вот тогда она твердо решила стать акушером-гинекологом.

– Я позвоню ему и скажу, что уже знаю, – с воодушевлением произнесла Настя, – и скажу, что люблю его еще крепче, потому что мне его жаль, я уже понимаю, что такое врачебная ошибка, – в ее глазах блеснули слезы.

– А вот этого не нужно, – Галя протестующе вскинула руку, – он сильно расстроится. Так это не делается, надо выбрать момент. И не по телефону…

– Я считаю, Галя права, – поддержала подруга.

На Настином лбу пролегли поперечные складочки.

– Хорошо, потом… Да, мне сложно понять, что творится в его душе. Я не была свидетелем всего этого, через себя не пропускала, – задумчиво произнесла она.

– Ему будет больно, поверь, – Галя кивнула.

– Даже не знаю, как вы это пережили.

– А мы не пережили, – Галя сдвинула брови, – мы все еще живем с этим.

– Живете? Зачем? С этим не нужно жить.

– Это не от нас зависит, – она мотнула головой.

– Неправда, все зависит только от нас, – возразила девушка.

– А она у меня очень умная, – Галя подняла вверх указательный палец, – вся в маму. Ох, как же я скучаю по Кате, – она тяжело вздохнула. – Прошлое, Настюша, от нас совсем не зависит, и перечеркнуть его невозможно, – Галя криво усмехнулась, – это очень грустно…