О, господи… Ну было… Глубокой ночью она напугала Настю своим криком: «Не уходи! Я люблю тебя!» Снилось, что она в вагоне поезда, лежит на нижней полке. Она больна, не чувствует свое тело. Рядом стоит Юра, смотрит на нее, и она знает, что вот сейчас поезд тронется, и он уйдет, и больше она никогда его не увидит, потому что это не простой поезд, это поезд в никуда…

– Ты же знаешь, мне снился сюжет нового романа.

Настя хмурится:

– Неправда, тебе снился тот, кого ты любишь. Ты его до сих пор любишь, и все в себе держишь. Зачем? Не понимаю, – она разводит руки в стороны.

И тогда впервые в жизни Галя задала себе тот же вопрос – зачем? Она что, стыдится сказать той же Ленке, что душа до сих пор болит? Нет, не стыдится. Ведь она не постеснялась помчаться к Юре после похорон Кати. Все дело в том, что она не хочет об этом говорить, потому что рана до сих пор кровоточит.

– Затем, что мне все еще тяжело, – тихо отвечает Галя, – затем, что я все еще люблю его.

Уже закончилась реклама, а они молчат. Первой молчание нарушает Настя.

– Знаешь, я очень долго не могла плакать по маме, так тяжело мне было… Все держала в себе, – Насте на глаза наворачиваются слезы, – а однажды поняла, что больше не могу, что меня разорвет на части. Ты как раз ушла куда-то, и я наплакалась вволю. В тот день я выплакала все наболевшее, и мне стало легче. И тебе надо поплакать вдоволь и накричаться. Не во сне, а наяву. Я до сих пор помню, как мама однажды кричала, – она сдвинула бровки, – наверное, это было, когда папа пропал. Помню ее последние дни, как она Андрею звонила, как просила его поговорить с ней. Знаешь, почему это помню? Потому что ее душа в тот момент так болела, и это было так видно! Мама так плакала… – девушка часто заморгала, опустила подбородок на грудь и умолкла.

В комнате воцарилась тишина. Нарушила ее Галя.

– Настюша…

Настя подняла на Галку покрасневшие глаза.

– Прости нас всех… Прости Андрея. Он больше всех наказан.

Девушка мелко закивала. Снова тишина.

– И почему ты думаешь, что я не плакала? – Галя нахмурилась.

– А тут и думать не нужно, – Настя шмыгнула носом и смахнула со щеки слезинку, – я и так все вижу. А этот твой парень… Ой, твой мужчина, где он, чем занимается?

– Я не хочу об этом говорить.

– Почему?

– Не хочу, и все!

– Ну, раз не хочешь, то давай кино смотреть, – Настя включила звук и повернулась к экрану телевизора.

Галка тоже повернулась, но ничего из происходящего на нем больше не поняла…

* * *

Желание поскорее помчаться домой и все выведать у Галки не давало покоя.

– Чем это ты озабочена? – спросила Соня, выходя из аудитории.

– Домой надо поскорее, – ответила Настя и услышала голос Никиты:

– Ну, ты не передумала?

– А… А что я должна передумать? – Настя округлила глаза.

– Как что? Мы ж договорились.

– Ой, Никита, прости, совсем из головы вылетело!

Парень сунул руки в карманы джинсов:

– И что это значит? – он нахмурился.

– Это значит, что я забыла, и все, но я готова помочь.

– Значит, наш договор в силе?

Настя скривилась:

– Рыжов, прекрати говорить загадками, объясни, что к чему, – она покосилась на остановившихся в сторонке подружек – на их лицах были такие улыбки, что хоть на хэллоуинскую тыкву лепи.

– Прямо тут будем говорить или в кафе зайдем?

– Идем к фармацевтам, на лавочке посидим.

– Идем, – и Никита направился к лестнице.

Девчонки прыснули и о чем-то весело зашептались.

– До завтра, – Настя помахала им рукой.

– До завтра, – ответили они хором, а Соня тихо добавила, – ночуй дома, дочь моя.

Настя исподтишка показала ей кулак и пошла за Никитой.

Фармацевты были на месте.

– Мне американо, – Настя протянула деньги.

– Э, нет… – Никита отвел ее руку, – я тебя пригласил. – Ребята, два американо.

Настя насупилась:

– Рыжов, я в состоянии сама оплачивать свой кофе! – она сунула девушке деньги и с упреком посмотрела на Никиту. Он ей ответил тем же, и они оба прыснули от смеха.

– Так какая помощь нужна? – Настя наблюдала за приготовлением кофе.

– Совет нужен.

– Рыжов, ты что, считаешь меня самой умной?

– Да. Если ты разбираешься в винах, то уж в музыке точно.

Пока Настя с удивлением переваривала его слова, Никита подхватил два протянутых ему стаканчика, бросил «идем на лавочку» и направился к пустой скамейке.

Настя уселась, он протянул ей стаканчик и достал из заднего кармана джинсов вчетверо сложенный лист бумаги.

– Вот, посмотри.

Настя развернула лист и увидела список из тридцати шести пунктов.

– А что это? – она отхлебнула кофе.

– Это репертуар ансамбля.

– Ничего себе, – хмыкнула Настя, – я и не знала, что у них аж тридцать шесть песен. Ну и чего ты от меня хочешь? – спросила она.

– Хочу, чтобы ты отметила то, что тебе нравится.

Глаза Насти тут же выкатились из орбит.

– Ты прикалываешься? Это ж не мой праздник, – она сунула список Никите. – Ты отца спроси, а не меня.

Никита протестующе вскинул руку:

– Настя, я всего лишь хотел узнать твое мнение о том, что они исполняют.

Настя наклонила голову к плечу и уставилась на парня с нескрываемым интересом.

– Слушай, Рыжов, ты меня за кого-то другого принимаешь. Я музыкальную школу не заканчивала, до первой октавы не отличаю от до второй, и вообще мне в детстве медведь на ухо наступил. Не понимаю, как тебе такое в голову взбрело?

Никита тряхнул своими роскошными, иначе не скажешь, волосами и расплылся в неподражаемо наивной улыбке – ну чистый младенец.

– Я считаю тебя девушкой с хорошим вкусом.

– А твоя девушка что, вкуса не имеет? – с ехидством спросила она. – Пошли ее в ютуб, там много чего висит, а потом все обстоятельно обсудите, – она вытянула ноги, и голубь, беззаботно прогуливающийся возле скамейки, шарахнулся в сторону.

– Ладная, тебе что, облом совет дать?

– Да нет. Говорю ж, мне медведь на ухо наступил, я не вру.

– Ты несносная, честное слово.

– Ох, ты меня достал, – она вырвала список из его руки, поставила недопитый кофе на лавочку и вытащила из рюкзака фломастер и тетрадь. – Попрошу потом не обижаться, – она подложила тетрадь под лист и замазала красным то, что ей не нравится.