Одной из причин такого медленного продвижения была хорошо организованная, прекрасно оборудованная в инженерном отношении оборона врага. Ни с чем подобным раньше нам сталкиваться не приходилось. Но был и другой фактор, который оказывал существенное влияние на темпы продвижения: гитлеровцы сопротивлялись исключительно упорно, дрались до последнего патрона, снаряда.

Допрашивая пленных, анализируя их личные записи, разбирая документы и письма убитых фашистов, мы постепенно начали улавливать определенную закономерность. Она заключалась в том, что значительная часть солдат была родом из Восточной Пруссии или до начала войны жила здесь. Таким образом, гитлеровское командование помимо создания мощных укреплений делало ставку на чисто психологический аспект. «Ты дерешься за свой дом, — говорили немецкому солдату. — Если ты отступишь, русские разрушат его, расстреляют твоих родных. Только ты можешь спасти их от гибели».

Многие немецкие солдаты, как мы убедились еще в Белоруссии, не очень-то верили в победу гитлеровской Германии. Призывы отдать свою жизнь за фюрера уже не оказывали былого воздействия. Поэтому пришлось, как говорится, сменить пластинку. Теперь, наряду с прежними словами о преданности рейху, все чаще звучали иные мотивы: «Ты был в Витебске? Русские так же разрушат наши города. Ты расстреливал партизан? Теперь русские расстреляют твоих детей». И эти слова, повторяемые ежечасно, делали свое дело.

Занимая населенные пункты, наши солдаты находили там лишь пустые дома. Никого из местных жителей не оставалось на месте. Где по своей воле, а где по приказу военных властей, они уходили на запад. Случалось и худшее. Нам стало известно о нескольких фактах уничтожения целых семей. Боясь возмездия, хозяева крупных поместий убивали собственных детей, жену, а потом пускали пулю и себе в лоб.

Не секрет, что среди наших бойцов и офицеров кое-кто помышлял о мести. И вероятно, не следует этому удивляться. Слишком многое нам пришлось пережить, увидеть за минувшие годы. Были такие, у кого не осталось пи родных, ни дома. И все же чувство мести не прижилось. Советские воины правильно понимали задачи Красной Армии — армии-освободительницы. И в этом огромная заслуга политорганов, партийных и комсомольских организаций.

Еще в тот период когда бои шли на нашей территории, партийно-политическая работа приобрела определенную направленность. На совещаниях командиров и политработников, на собраниях партийного актива все чаще заходила речь об усилении интернационального воспитания, об освободительной миссии советских войск. Эта линия проводилась в жизнь с еще большей настойчивостью, как только войска вступили на территорию иностранных государств. В частях и подразделениях 39-й армии организовывались многочисленные беседы, читались лекции для офицерского состава. Их мысль кратко можно сформулировать так: «Твой враг тот, кто держит в руках оружие. Принуди его сдаться или уничтожь!» И эта работа давала свои плоды. Бойцы понимали, что Красная Армия несет не месть, а освобождение от гитлеризма, что нельзя ставить знак равенства между фашистскими солдатами и немцами вообще.

Однако вернемся к событиям тех трудных октябрьских дней. За неделю непрерывных боев войска 3-го Белорусского фронта продвинулись в пределах Восточной Пруссии до 30 километров на фронте шириной около 140 километров. 39-я армия прошла всего 21 километр, расширив полосу прорыва до 18 километров. Генерал И. И. Людников все чаще требовал донесения о потерях. И каждый раз, когда ему приносили их, Иван Ильич хмурился. Гибель солдат, сержантов и офицеров глубокой болью отдавалась в сердце генерала. Наконец он приказал соединить его с командующим фронтом.

— Считаю, что с такими потерями и в таком темпе наступать дальше нет смысла, — твердо доложил он.

Не знаю подробностей этого разговора, но генерал И. Д. Черняховский вскоре отдал приказ прекратить наступление и прочно закрепиться на занимаемых позициях. Войска 39-й армии получили столь необходимую передышку. Продолжительной ли окажется она? Ответить на этот вопрос было непросто. Все зависело от планов командования фронта, от сроков прибытия пополнения, от оперативности тыловых органов, которые должны были подвезти боеприпасы, горючее, продовольствие. И многих, когда мы обсуждали эти вопросы, охватывало двойственное чувство. С одной стороны, разумеется, хотелось отдохнуть. А с другой — велико было желание возможно скорее победоносно завершить войну.

Соединения и части приступили к укреплению своих позиций, а разведчики продолжали делать свое дело. В спокойном, но достаточно напряженном ритме трудился и разведывательный отдел штаба армии. Сюда стекались самые разнообразные данные о противнике. И чем основательней анализировали мы их, тем больше убеждались, что октябрьское наступление, в котором принимала участие 39-я армия, ни в коем случае нельзя назвать неудачей.

По мере того как на карты ложились условные знаки, обозначающие доты, огневые позиции артиллерии и минометов, траншеи, другие оборонительные сооружения, становилось ясно, что полоса приграничных укреплений гитлеровцев в основном прорвана. Следовательно, в дальнейшем речь могла идти о более быстром продвижении войск, значительно меньшие потерях. Однако, как мы все понимали, такие выводы могли быть лишь предварительными. Предстояло еще немало сделать для того, чтобы появилась полная уверенность в их объективности.

Новые условия, связанные с пребыванием на вражеской территории, заставляли нас непрерывно совершенствовать методы разведки. Если раньше можно было широко использовать помощь местного населения, то сейчас об этом, практически, помышлять не приходилось. Разумеется, среди немцев были и противники гитлеровского режима, и люди, тяжко пострадавшие от него. Но как их найти? И окажется ли желание как-то помочь Красной Армии сильнее страха перед неминуемым расстрелом, если контакт с нашими разведчиками будет обнаружен? Существенным препятствием являлся и языковой барьер. Не так-то просто расспросить даже благожелательно настроенного немца, когда знание языка сводится к нескольким фразам.

Все это заставляло офицеров разведотдела большую часть времени проводить непосредственно в разведывательных подразделениях частей и соединений. Нужно было чутко улавливать все новое, что подсказывается практикой, и тут же внедрять это новое в жизнь.

Немало поездок выпало и на мою долю. Помнится, в 262-й стрелковой дивизии я заинтересовался боевым опытом разведроты и, в частности, деятельностью сержанта Н. М. Бушуева, о подвигах которого ходили прямо-таки легенды. Казалось, что для него не существует невозможного.

Николая Моисеевича Бушуева я знал и раньше. Уроженец Западной Сибири, он с отроческих лет пристрастился к охоте. Сотни, а может быть, тысячи километров исходил он по тайге. Думается, что именно в эту пору зародились и начали развиваться у него те качества, которые необходимы разведчику. Он научился отлично ориентироваться на местности, бесшумно передвигаться, метко стрелять. Необычайно острыми были у него слух и зрение. Николай прекрасно запоминал мельчайшие детали, безошибочно находил дорогу в лесу, среди болот.

Я уже не раз подчеркивал, что условия для действий разведчиков в Восточной Пруссии были трудными. И несмотря на