Джулс подумал немного над тем, что сказал Эрато. Смысл в его словах был. По крайней мере так Джулсу показалось. К сожалению, вылезать из укрытия от слов друга ему все равно ничуть не захотелось.

— Да уж… Ну а как там твои поживают? Все здоровы?

— Да вроде ничего. Дочка тест школьный сдала, теперь вот переживает, что не очень высокий балл получила. Она ведь в колледж Батон-Ружа пойти хотела. Я говорю, будет у тебя время пересдать этот тест, чего переживать-то? На худой конец, поступит в колледж поскромнее, в Дельгадо, пару лет поучится, подтянет отметки, а там, если захочет, попробует опять в Батон-Руж.

Джулс знал, что на самом деле Эрато переживает гораздо сильнее, чем хочет показать. Многие годы он мечтал только об одном — чтобы его дочь поступила в первоклассный колледж и сделала карьеру. В основном по этой причине Эрато и работал так много, часто разъезжая на своем такси по две смены в день. Как у человека семейного у него были такие тревоги и чаяния, которые Джулс мог представить только очень приблизительно.

— Надеюсь, она подтянет свои баллы, — сказал Джулс, — и вы оба добьетесь того, чего хотите. Я знаю, Эрато, у тебя своих забот хватает, а тут еще из-за меня хлопот добавилось. Прости, ладно? Я правда не хотел.

— Да я знаю. У тебя доброе сердце. Ну так ты вылезаешь из этого рояля или как? Ребята в «Остановке» про тебя все время спрашивают. Даже те, которые обычно пыхтят, что ты сильно много места в баре занимаешь. Чего им сказать-то?

Джулсу показалось, что он застрял. Застрял между корпусом от рояля, чьими-то ожиданиями и собственной судьбой, которая с каждым восходом луны становилась все несчастнее и несчастнее. Сначала ему казалось, будто оставаться там, где он есть, — наименьшее из всех зол. Теперь получалось, что даже это доставляет боль близким ему людям.

— Черт, если б я знал, Эрато… Просто попроси их не волноваться. Мне еще надо много чего обдумать. Не знаю, когда выйду. Если вообще выйду. Дай мне время, ладно? Так много всего надо обдумать…

— Ты, главное, сильно долго не думай. Элвис вон думал-думал, и к чему это привело? Совсем петь перестал, а потом пошел в туалет, и сам знаешь, что случилось.

— Учту обязательно.

— Давай. Я тебя тут не брошу, ясно? Скоро опять приду. Кстати, кому в голову пришла блестящая идея поставить рояль в такую малюсенькую комнату, а? Будешь там долго валяться, я подумаю, будто ты вампир или что-нибудь в этом роде. Черт, никогда в жизни не слыхал, чтобы такое вытворяли из-за женщины!

— Пока, Эрато. Береги себя.

Джулс почувствовал крохотное, но заметное желание выскочить из рояля, нагнать друга и вместе с ним отправиться в «Трамвайную остановку». Однако пока что оставить темноту и покой своего убежища он был не готов.

Дверь снова открылась.

— Джулс, это я, Дудлбаг. Судя по тому, что ты до сих пор заперт, визит Эрато особой пользы не принес, верно?

Джулс почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы, и громко всхлипнул. Ему казалось, он снова шестилетний мальчик, которому в драке на школьном дворе разбили губу, а рядом впервые не оказалось мамы, чтобы его защитить. Покинутый и преданный, он был совершенно один.

— Дудлбаг, ну почему она это сделала? Почему?

Его друг вздохнул.

— Ах, Джулс… хотел бы я знать верный ответ. Хотел бы я, чтоб люди стали совершеннее и последовательнее и никогда не делали ничего необдуманного. Хотел бы взмахнуть волшебной палочкой и вернуть тебе дом с машиной и заставить твоих врагов заняться садоводством, вместо того чтобы охотиться за тобой. Жаль, но ничего этого я не могу.

— Тогда что ты хочешь сказать? Что жизнь — полное дерьмо, и надо с этим просто смириться?

— Ну… не совсем… Просто иногда люди попадают в очень трудное положение и поневоле совершают поступки, о которых раньше даже помыслить не могли. Например, от голода и отчаяния кто-то может превратиться в волка и вместе с уличной дворнягой есть сухой собачий корм. Потом этого волка могут охватить звериные инстинкты, и он взберется на эту дворнягу верхом, невзирая на отвращение своей человеческой половины. Если бы год назад ты сказал мне, что никогда и ни за что не будешь есть собачий корм и заниматься сексом с собакой, а потом случилось то, что случилось, разве ты стал бы от этого лгуном и лицемером?

— М-м… я не знаю.

— Морин было так одиноко, Джулс. Не важно, чья вина, что ты ее бросил. За столько лет она впервые осталась совсем одна. Ведь Морин не относится к тем женщинам, которые легко переносят одиночество. Ей было ужасно, катастрофически одиноко. Поэтому она сделала то, чего раньше представить не могла. То, что запрещала делать другим. Она не хотела причинить тебе боль, Джулс. Не думала, что подвергнет тебя опасности. Единственное, в чем она нуждалась, это друг. Будь к ней немного справедливее. Постарайся ее понять, Джулс. Она заслуживает твоего сочувствия.

Не хотел Джулс ни понимать, ни сочувствовать. Он хотел злиться на Морин и ненавидеть ее сильнее и сильнее. Хотел лелеять свою злость. Однако Эрато с Дудлбагом говорили правду, хотелось Джулсу это признавать или нет. Он вспомнил несчастную неделю, проведенную им в Батон-Руж. Если после его ухода Морин испытала хотя бы десятую часть той же боли и отчаяния, он не имел никакого права винить ее за желание найти и прижать к своей пышной груди нового друга. Даже если позднее этот друг превратился в такого паразита и мерзавца, как Мэлис Икс.

В соседней комнате зазвучала музыка. Она просочилась в импровизированный гроб, и Джулс прислушался, стараясь разобрать мотив. Узнав мелодию, он робко и неуверенно улыбнулся. Бикс Байдербек играл «Блюз жестяных крыш».

— Эй, Дудлбаг! Сделай погромче.

Ответа не последовало. За мелодией в корпус рояля пробрался дивный, соблазнительный аромат. Кофе. Свежемолотый кофе с цикорием — крепкий, как железная броня, и варили его в такой заманчивой близости… Если прислушаться, то можно было различить, как небесный напиток медленно появлялся на свет от союза простой воды и кофейных зерен. Кап-кап-кап…

Джулс усмехнулся. Значит, маленький хитрец пытается выманить его наружу? Отличная попытка. На пять баллов с плюсом. Наверное, было бы неправильно, если бы столько усилий пропало даром. «Какого черта! Пожалуй, пора старой гусенице вылезти из своего кокона».

Он медленно поднял крышку рояля. Свет в комнате был выключен. Вместо него Дудлбаг зажег несколько свечей. Молодчина. Не хочет, чтобы стоваттная лампочка сразу ударила Джулсу в глаза. Он стал выбираться из короба. На ноги Джулс не вставал почти трое суток, поэтому колени у него подогнулись, он потерял равновесие и, как срубленный дуб, рухнул на антикварную кушетку. Одна из ее ножек подломилась.

Из другой комнаты появился Дудлбаг.

— Джулс! Надо было меня позвать! Я бы помог.

Распростершись на кособокой кушетке, Джулс скривился и потер колено.

— Когда ты слыхал, чтобы я кого-то звал на помощь, а? Тебе самому надо было стоять рядом и ждать, когда она мне понадобится!