– Я не знаю, – Галим задул свечку. – Но есть человек, который может это знать.

– Что за человек?

– Некто Сарым Джабилов. Не слышали о таком?

– Не доводилось.

– Известная личность, – голос Галима сделался тише. – Несколько лет назад о нем писали все газеты. Даже российские. Убийца женщин, известный казахстанский людоед. По разным подсчетам, на нем от сорока до шестидесяти загубленных душ. В начале он ел молодых девушек. Говорил, у них мясо сладкое. Нежнее, чем у годовалого жеребенка.

– Надо же, какой гурман.

– Потом, его вкусы изменились. Стал потреблять в пищу и женщин в возрасте. Джабилова выследил и задержал русский следователь. Но медицинские эксперты казахи признали Джабилова душевно больным. Шизофреником. Он лечился четыре года в психушке. Перебрался сюда, осел. Он родом из этих мест.

Каширин, лежа перед чердачным окном, настороженно прислушивался к разговору внизу. Куда теперь понесет их нелегкая? К каким чертям в гости? При слове «людоед» Каширин вздрогнул, почувствовал, как спина покрывается пупыристой гусиной кожей.

– До сих пор питается человечиной? – спросил Акимов.

– Говорят, теперь он поставил крест на прошлой жизни. Так говорят люди. Джабилов большой авторитет. Образованный человек. Имеет высшее образование, едва кандидатскую не защитил. Помешали… Если кто и знает, где Назаров, так это он. Все угонщики скота платят Джабилову дань, нечто вроде оброка. Он живет в Курыке. Такой поселок, нечто среднее между российским селом и казахским аулом. Там у Джабилова юрта, дом, лошади, жены.

– Это далеко?

– По нашим меркам совсем рядом. Километров семьдесят отсюда. Или сто. Если вам страшно, можно не ездить.

Голос Акимова, не умевшего врать, прозвучал как-то робко, неуверенно.

– Нет, не страшно. Совсем не страшно. Просто как-то непривычно с такими людьми разговаривать. Все-таки людоед…

– Я же говорю, он образованный интеллигентный человек, – возразил Галим.

– А мне интересно на него посмотреть, – встрял Рогожкин.

– Интересно, – передразнил Акимов, – он тобой на завтрак закусит, не подавится. Почему этот интеллигент должен быть с ними откровенен?

– Нужно его заинтересовать. Подарить нечто такое, от чего он не сможет отказаться.

– Деньги?

– Деньги дарить не принято. Нужен хороший подарок. Тут надо подумать. Но не деньги.

– Может, освежеванного Рогожкина ему подарим? – засмеялся Акимов.

Каширин снова ощутил холод страха. Он лежал на спине и слушал чужой разговор. Господи, какой беспросветный мрак, какой ужас впереди. Людоед… Возможно, этот людоед ко всем своим прелестям еще и коммунист. Человек, зараженный идеей всеобщего равенства и братства. Платит взносы, ходит на собрание первичной ячейки. И там, на собраниях, выбирает будущих жертв. Наверное, он хороший коммунист.

Вдруг захотелось уткнуться лицом в ладони и заплакать. Но на смену эмоциональному всплеску быстро пришло равнодушие к окружающему муру и собственной судьбе.

Каширин перевернулся на бок, уставился в темную даль. «Мне-то чего волноваться? – думал он. Ну, коммунист… Ну, людоед… Ну, подумаешь, людоед… На меня он не позарится. О мое старое мясо все зубы сотрешь».

Из-за волнений последних дней Гецман потерял сон. Но утром после бессонной ночи, как всегда, был деловит и собран. Ровно в девять он начал просматривать свежие газеты. В девять тридцать пять вызвал в кабинет секретаршу Машу и отдал короткое распоряжение.

– Давай сразу к делу.

Через десять минут секретарша вытерла губы платочком и ушла. Гецман проводил Машу печальным взглядом и застегнул ширинку.

Как секретарша Маша – полный ноль, даже величина с минусом. Зато молодая, свеженькая, симпатичная, с красивой улыбкой, фигуристая. И муж у нее хороший парень, чистенький такой, наглаженный, институт заканчивает.

Гецман увел эту девчонку у одного известного певца. Маша не то, чтобы выступала на эстраде, скорее дурью маялась. В песне про скорый поезд она подпевала «ту-ту-ту-ту». Вот и весь вокал, ни одного человеческого слова.

Во время исполнения лирической песни про осень она выходила на сцену в купальнике бикини и крутила задницей перед публикой. Машкин округлый зад всем нравился. Он должен был вызывать у людей грусть по ушедшему лету. Люди хлопали не певцу, а этому симпатичному заду. Окружение эстрадного артиста еще то, сволочь на сволочи. Короче, Гецман вытащил Машу из грязной помойки. А на помойках, как известно, растут одни сорняки. Рано или поздно Машку посадили бы на иглу и пустили по рукам. Девчонка должна помнить об этом, быть благодарной Гецману.

Теперь у Маши хорошая работа, перспективы. У нее все впереди. Когда-нибудь она повзрослеет и поймет, что на жизнь можно зарабатывать не только минетами. Можно научиться и другому ремеслу. Скажем, на той же пишущей машинке печатать без ошибок. Впрочем, все навыки когда-нибудь непременно пригодятся.

…Оральный секс немного расслабил Гецмана, снял напряжение.

Он положил перед собой чистый лист бумаги, стал размышлять. Итак, добрые надежды похоронило время. О грузовиках по-прежнему ни слуху, ни духу. Если оставить все как есть, не поднять задницу, не попытаться найти машины, можно очутиться в дерьме по самые уши. Утонуть в нем, захлебнуться.

Накануне к Гецману явился некий Рахмон Ашуров, таджик, который держал связь с получателями груза. В кабинете Гецман, боявшийся прослушки, не мог позволить себе откровенный деловой разговор. Он оставил мобильный телефон на рабочем столе, велел водителю подать машину к подъезду. Этого Ашурова пришлось отвести в ресторан «Оливия», где хозяин свой человек, отвечающий за безопасность гостей.

Чертов таджик, человек далеко не бедный, оделся, как директор сельского дома культуры. Серенький костюмчик, застиранная рубашка, галстук в цветочек из бабкиного сундука. Неловко в компании такого человека появляться на людях. Ладно, – решил Гецман, – и то хорошо, что этот хмырь не явился на встречу в национальном костюме, полосатом халате и тюбетейке. И по-русски Рахмон говорил вполне сносно.

Связник сообщил, что получатели груза прибыли на место, в пригород Чимкента, два дня назад. Они привезли свой товар, теперь ждут и готовы принять в любое время московский груз. У господина Гецмана какие-то проблемы?

Пришлось врать. «Проблем нет, – бодро ответил Яков Семенович. – Случилась небольшая задержка в пути. Один из грузовиков сломался. Поэтому вашим людям придется подождать еще три-четыре дня. Это ведь не долго». Кажется, Ашуров не очень-то поверил в эти басни дедушки Крылова.

Связник щурил свои подлые хитрые глазки и улыбался. Не поймешь, что на уме у такого прохиндея на уме, не узнаешь, что он задумал. То ли вытащит из кармана носовой платок, то ли заряженную пушку. И выпустит всю обойму в лицо Гецмана. Впрочем, до таких крайностей не должно дойти. Пока. А дальше? Готовься заплатить неустойку. Или тебя закажут.