Кажется, с души камень свалился. Он, чувствуя прилив молодой бодрости, проскочил приемную, заметив, что Маша еще не ушла. На боевом посту, ждет указаний. Вот и прекрасно. Войдя в кабинет, бросил пальто на стул, нажал кнопку громкой связи, вызвал секретаршу.

– Давай прямо к делу, – заявил Гецман.

– Вам как обычно? Или по президентски?

Гецман сел в кресло, расстегнул штаны, вытащил палку из трусов.

– Давай, дружок, по президентски. В ротик.

Галим задержался в гостях у людоеда до полудня.

После завтрака, приготовленного на костре, Величко задремал в кабине, Акимов, Каширин и Рогожкин уселись на покрышке и по очереди травили анекдоты. В начале первого на дальнем конце Курыка прогремел выстрел, за ним второй, третий… На десятом выстреле пальба закончилась.

– Все, будем заказывать панихиду по Галиму, – сказал Рогожкин. – А может, и хорошо, что все так кончилось. Ну, что его тюкнули. А то в следующий раз Галим отвез бы нас к местным вампирам. А те отсосал у каждого из нас по стакану крови. За информацию о Назарове.

Никто не засмеялся. Акимов и Каширин внимательно вслушивались в тишину. Прошло несколько минут. Один за другим прогремели еще четыре выстрела. Все встали.

– Мать его, что там происходит? – нахмурился Акимов. – Похоже, нам надо идти. И поторопиться.

Но идти не пришлось. На дальнем конце улицы показался Галим, живой и невредимый. Он шел быстро, почти бежал. Если Галим с такой скоростью несет весть от людоеда, значит, в этих местах Джабилова действительно уважают. Акимов пошел навстречу. К грузовикам они вернулись вместе о чем-то переговариваясь. Из кабины выполз Величко, на ходу протирая заспанные глаза. Между тем, выстрелы продолжали грохотать.

– Мы уж думали, Галим, тебя того, мочканули, – улыбнулся Рогожкин. – Что за пальба?

– Не волнуйся, – Галим вытер испарину рукавом. – Сарым винтовку пробует. Двух кошек пристрелил. А теперь по бутылкам наворачивает. Жены расставляют бутылки, а он стреляет. Сарым нас ждет.

– А сколько у него жен? – спросил Рогожкин.

– Раньше было пять, теперь четыре. Одна жена умерла.

Но Рогожкин не унимался:

– Наверное, когда ее хоронили, гроб был совсем легким. Наверное, от нее ни хрена не осталось, от жены. А этот Сарым живет по законам Шариата?

За Галима ответил Акимов:

– Он живет по своим законам. Насрать ему на этот Шариат с высокого минарета.

Акимов минуту раздумывал, решая, кого оставить караулить грузовики, а кого взять с собой.

– Со мной пойдешь ты и ты, – он показал пальцем на Каширина и Рогожкина. – И, конечно, Галим.

– Какого хрена? – возмутился Величко. – Я видел всяких идиотов, ну, которые на зоне собачье мясо жрали, в помойках шарили. Но настоящего людоеда посмотреть, живого… Это ведь не каждый день… Это и в зоопарк можно не ходить. Мне тоже интересно. Почему меня не берете, а он идет?

Величко кивнул на Каширина. Акимов рубанул воздух ладонью:

– Умный человек идет поддержать умный разговор. Джабилов не идиот, как ты выражаешься. А ученый.

Каширин шагнул вперед, просительно склонил голову на бок.

– Я бы предпочел остаться. Если можно. Вы уж там без меня как-нибудь…

– Ты не хочешь пойти на вечеринку? – удивился Акимов. – Там будет весело.

– У меня настроение так себе. Боюсь испортить веселье.

– Как хочешь, – пожал плечами Акимов.

Величко добежал до грузовика, нырнул в кабину. Разделся до пояса, покопавшись в сумке, натянул новый ни разу не надеванный тельник в черную полоску. Этот тельник он держал на торжественный случая, который, наконец, подвернулся. Выбравшись наружу, прошелся щеткой по ботинкам, почистил куртку, пятерней причесал короткие волосы.

– Чуть не забыл, – Галим стукнул себя ладонью по лбу. – Джабилов просить добавить к винтовке еще автомат. И ведро патронов.

– Бля, я не отпускаю патроны ведрами.

От злости Акимов чуть не топнул ногой, но моментально остыл и полез в кузов. Он набил два подсумка винтовочными патронами, два подсумка автоматными, завернул АКМ в тряпку.

* * *

Когда группа из четырех человек, возглавляемая Галимом, дошла до места, выстрелы стихли. Двухэтажный дом Джабилова с крышей из листового оцинкованного железа, просторную юрту и молодой яблоневый сад прятал за собой двухметровый забор, сложенный из сырцовых блоков. У железных ворот с калиткой путников ждал неопределенных лет казах в домотканой шерстяной куртке и круглой белой шапке с меховой опушкой и назатыльником из лисьего меха.

– Меня зовут Курмангазы, – представился казах.

– Как-как? – переспросил Величко.

– Курмангазы.

– Все равно не запомню. В следующий раз запиши на бумажке.

Поклонившись гостям, казах пропустил из вперед себя в калитку, запер замок изнутри. Забежав вперед, остановился, показал рукой на дом и объяснил, что Джабилов живет в доме зимой. В доме есть не только камин и печь, но и центральное отопление. Весной, летом и осенью хозяин предпочитает оставаться в юрте.

Оказалось, что за забором скрыты не только дом и юрта. Здесь же разместился гараж на три машины, какие-то хозяйственные постройки, похожие на кошары для овец. Посередине двора был врыт высокий столб, на верхушке которого прикрепили фонари. Под столбом стояла двухосная арба с колесами от легковушки.

Под плоским навесом летняя кухня с большим казандыком, старинной казахской печью, длинный стол, за которым просторно усядутся двадцать едоков, деревянные скамьи. Яблоневый сад выглядел совсем дохлым. Тоненькие деревца, хирели в суровом климате и не обещали пережить будущую зиму. Казах показал рукой на юрту:

– Сарым Исатаевич примут вам там, – он говорил по-русски вполне сносно, даже не путал ударения. – Ждет вас.

По тропинке, вымощенной кирпичом, гуськом прошли к юрте, крытой серым войлоком и обмотанной поверх покрывал ремнями из сыромятной кожи. Курмангазы остановился.

– Если у вас есть оружие, оставьте его мне, – сказал он. – У меня не пропадет. Так положено, по обычаю. Гостям нельзя приходить в дом с оружием.

Акимов достал из-за пояса свой «ТТ», передал казаху.

– А как же автомат? – он потряс в воздухе свертком.

– Автомат тоже мне оставьте.

Акимов отдал Курмангазы АКМ, скинул с плеча два подсумка с винтовочными патронами. Величко отдал другие два подсумка с автоматными патронами.

– Оружия я не ношу, – сказал он.

– И я тоже, – присоединился Рогожкин.

– А у меня есть ружье, – сказал Галим. – Но оно в машине осталось.