Сзади раздались глухие звуки ударов, жалобные вопли. Глеб снял с руки перчатку и посмотрел на часы. Бежала по кругу секундная стрелка, вопли перешли в стоны…

– Ну, достаточно, достаточно, – Львов повернулся.

Штурмовики подняли пленников. Выглядели те… скажем, значительно хуже, чем за три минуты до того.

– Кто такие? – спросил Глеб.

– Рядовой запасного батальона лейб-гвардии Кексгольмского полка Рябышев, – один из пленников попытался вытянуться, но охнул и непроизвольно схватился за ребра.

– Рядовой запасного батальона лейб-гвардии Кексгольмского полка Егор Стылов, – второму все-таки удалось встать во фрунт и отдать Львову честь.

– А ты? – тяжелый взгляд на матроса.

Тот сплюнул, розовый плевок ударил в снег.

– Неужто мало? – спросил Глеб. – Серьезно?

– Велика хитрость, – хрипло выдохнул моряк, – вчетвером одного отдубасить. Попался б ты мне один на один…

– М-да? И что бы тогда случилось?

– А вот попадись ты нашим «амурцам» – небось узнаешь…

– Ну, если я вашим морячкам попадусь, то, скорее всего, меня тоже всей оравой долбить станут, – заметил Львов. – А ты тут что-то блекотал про один на один. Считай, что я попался, – он, не глядя, передал назад свой ППШ, скинул ремень с кобурой. Туда же последовал нож из-за голенища… – Приберите кто-нибудь оружие, – попросил Глеб и уже к матросу: – Пошли?

Они отошли на несколько шагов в сторону. Матрос ощерился, показав пару желтых фикс:

– Спасибо… Хоть напоследок душу отведу… А то мало мы вашего брата в Гельсингфорсе в проруби поспущали! – И с этими словами он кинулся на Львова…

Татьяна Соломаха, с изумлением смотревшая на происходящее, в ужасе закрыла рот кулачком: здоровенный матрос сжал пудовые кулачищи и прямо прыгнул на товарища Глеба. Ох! Только матрос почему-то промахнулся: товарища Львова на том месте не оказалось. Глеб отшатнулся в сторону, черной молнией мелькнула в воздухе нога, и матрос покатился по шоссе. Поднялся, рванул на груди бушлат, обнажая полосатую тельняшку, зарычал, ровно медведь, и снова пошел на товарища… просто на Глеба! Удар! Мимо! Глебушка как-то ловко упал на колено и коротко ударил матроса снизу-вверх. Прямо туда, в… в общем, туда. Здоровенный матрос согнулся, снова мелькнула нога, потом рука, затянутая в черную перчатку, другая…

Татьяна смотрела во все глаза и не могла оторваться. Глеб перехватил матроса, встал и швырнул его наземь. Тот упал и заизвивался, точно раздавленный червяк…

– Хватит, или еще? – спросил Глеб спокойно. Он даже не запыхался…

Татьяна вдруг почувствовала, что вот с таким человеком, с таким товарищем, с таким… с таким мужем, можно прожить всю жизнь спокойно и уверенно: тебя всегда будет, кому защитить…

– Так я спрашиваю: тебе достаточно или продолжить урок? – Глеб стоял в двух шагах от лежавшего и спокойно закуривал. – Ты не молчи: хоть как, да маякни. И, кстати: не лежи долго на снегу – простудишься.

Тот застонал, медленно подтянул ноги, с трудом встал на четвереньки и, охая, поднялся:

– Кондуктор минного заградителя «Амур», Семен Скорохватов[151], ваше превосходительство.

Хотел козырнуть, но обнаружил, что бескозырка валяется шагах в десяти и просто вытянулся по стойке «смирно».

– Ну, вот и познакомились, – улыбнулся Львов, и от этой улыбки Скорохватов непроизвольно дернулся. – Так что вы делаете в Питере?

– Прибыли по решению Центробалта.

– Да? И когда же это Центральный комитет был сформирован? – удивился Глеб, точно знавший, что в той – другой – истории Центробалт появился лишь летом семнадцатого.

– Да вот, четыре дня как, ваше превосходительство.[152]

– Ага… А ты, Сеня, кстати, по партийной принадлежности у нас кто? Или так – революционер по зову души? – И, заметив, что цесаревна, накатавшись, приближается к ним, добавил, прежде чем тот успел ответить: – Ну-ка, черпани снежку да вытри морду. Нечего девушку пугать…

Скорохватов вытер лицо снегом и ответил:

– Я – большевик.

– Охренеть! Прикинь, и я – тоже. Причем не какой-нибудь там, а председатель Петроградской ячейки.

– Врешь?!

– Товарищ Соломаха! – позвал Львов и махнул рукой. – Подойдите, подтвердите, что я руковожу Петроградской организацией РСДРП(б). А то тут некоторые не верят…

Но прежде чем одна Татьяна успела спрыгнуть с броневика и подбежать, к ним подъехала другая Татьяна.

– Я тоже могу подтвердить, – гордо заявила цесаревна. – У нас, в Тосно, и товарищ Фрунзе, и товарищ Сталин, и товарищ Луначарский и еще много кого. И я, кстати, тоже подала заявление. Вместе с папой, – закончила она, бросив на Львова лукавый взгляд. – Я скоро вместе с вами буду в собраниях участвовать…

В этот момент подбежала Соломаха, а от другого броневика спешил Евсеев. Они с готовностью предъявили свои мандаты и заверили Скорохватова, что товарищ Львов действительно является главой Петроградской ячейки.

Балтиец ошалело переводил взгляд с генерала на цесаревну и обратно. Видно было, что он оказался в положении человека, узнавшего о конце света через пять минут после окончания Страшного суда…

– Товарищ, – рискнул он наконец спросить у Евсеева. – А вот товарищ, – украдкой указал он на цесаревну, – что, действительно – полковник?

– Да, – хмыкнул Евсеев и окончательно добил Скорохватова: – Товарищ Романова – самый настоящий полковник. Уланский.

– Э-э…а-а?..

– И – да, она – дочь бывшего царя, товарища Романова…

Скорохватов вел разведывательный отряд по окраинам Петрограда. Кексгольмцев еще раз поколотили – просто так, для «просветления в уму», и отправили в Тосно, а балтиец взял на себя обязанности проводника.

После долгих раздумий Львов все же решил отложить свой визит к родне до лучших времен. Каковые должны были наступить в тот момент, когда он придет сюда в сопровождении не четырех сотен, а хотя бы полной бригады. Теперь его больше всего интересовали командиры частей петроградского гарнизона, в особенности – их политические настроения. В первую очередь – командира кексгольмцев барона Штакельберга. Этот деятель, помнится, активно воевал в Гражданскую, причем – не на той стороне. Вот только как с ним встретиться? Задача наверняка имела не одно решение, но что-то ни одно из них не приходило Глебу на ум…