Тут он наконец обратил внимание на цесаревну, которая украдкой бросала на него заинтересованные взгляды. И по тому, как она старалась сделать это незаметно, становилось ясно: тут не только простой интерес. Львов усмехнулся: девчонке всего девятнадцать, а в здешние времена это примерно соответствует тринадцати годам в XXI веке. И вот такая соплюха, которая про чувства знает только по книжкам, проявляет к нему чисто женский интерес. Правда, Лешенька что-то такое говорил, будто влюбилась Татьяна в него аки кошка по весне. Ну, да пацан в таким делах тоже понимает шиш да не шиша, а к тому ж и соврет – не дорого возьмет.

Мысли Львова снова поменяли направление. Алексей чем-то очень напоминал Маркину младшего сына – любимца отца. В том самом далеком будущем мальчишка – вылитый цесаревич. Тоже чуть замкнутый, но подбери ключик – и тебя похоронит под водопадом непосредственности и детской восторженности. Тогда он подобрал этот ключик, похоже, что и сейчас получилось…

– Командир!

К нему подлетел Чапаев. Глеб вопросительно посмотрел на своего «ближника».

– Передовой дозор вошел в контакт с аванпостами противника!

– И?

– Ну, сейчас пленных доставят…

Говорить не хотелось: обжигал холодный сырой ветер, поэтому Львов просто кивнул головой. Цесаревна же, наоборот, принялась с любопытством расспрашивать Василия Ивановича о том, сколько противника, и где он там спрятался, и почему не слышно выстрелов? Чапаев стоически выносил этот натиск и отвечал по возможности подробно. Чем каждый раз вызывал новый град вопросов…

Наконец, Львов сжалился над своим адъютантом:

– Ваше высочество, подождите. Сейчас доставят языков, тогда все и узнаем, – произнес он, решительно пресекая попытку Татьяны учинить Чапаеву «допрос с пристрастием».

Именно в этот момент послышался какой-то странный рокочущий звук. Великая княжна завертела головой, пытаясь отыскать источник этого звука, но ничего не увидела. Глеб тронул коня и подъехал к ней поближе. Взял за локоток и показал вверх: там в низком зимнем небе кружил, постепенно снижаясь, самолет «Сикорский С-16»…

Штабс-капитан Михаил Ефимов[150] давно заметил разведывательный отряд своей дивизии и уверенно вел свой аппарат на снижение. Вот и подходящее поле. Он отдал штурвал вперед, и «Сикорский» плавно заскользил вниз. Помянув добрым словом того гения, который догадался ставить зимой аэропланы на лыжное шасси, Михаил Никифорович вылез из кабины и поднял меховой воротник летной куртки: на земле оказалось даже хуже, чем в небесах.

Он смотрел, как от основного отряда к нему наметом рванулись несколько всадников. «Ага, а вон тот, в вязаной шапке – точно генерал Львов, – подумал Ефимов. – Ну, разумеется, ему интереснее всех узнать результаты…»

Львов подскакал поближе и спрыгнул с седла.

– Здорово, Михаил Никифорович, – протянул он руку. – Ну, рассказывай, что ты там углядел с верхотуры?

В ответ тот развернул подробный план Петрограда и принялся указывать места, где были замечены скопления войск.

– Но, вообще-то, не похоже, чтобы там ждали нашего нападения, – закончил Ефимов. – Народишко шатается без цели, солдаты бродят абы как, многие – без оружия.

– Это дельно, – кивнул Глеб. – Ну, сейчас съездим, поглядим… А вам, штабс-капитан – домой! Климат российский шутить не станет: чуть что – пневмония, и привет! И вот еще что… – он вытащил из планшета блокнот и быстро написал что-то. Вырвал листок, сложил треугольничком и протянул летчику: – Атаману Анненкову донесение. Передадите лично в руки.

– Слушаю, товарищ генерал-майор! – Ефимов козырнул и полез обратно в свой самолет.

По его команде спешившиеся штурмовики ухватили «Сикорского» за хвост и развернули против ветра. Львов сам крутанул пропеллер, мотор зачихал, застрелял. Глеб перебрался к стабилизаторам и тоже уперся, вместе со всеми удерживая самолет, пока мотор не наберет обороты. Но вот Ефимов поднял руку, следившая за ним цесаревна звонко крикнула «Есть!», и штурмовики дружно попадали наземь. С-16 побежал по заснеженному полю, подпрыгнул и взлетел.

Глеб подошел к Татьяне и осторожно отер с ее лица снег, которым припорошил ее улетевший самолет. Затем подставил руки, помогая забраться в седло, и сам тут же легко запрыгнул на своего коня.

– Ах, Глеб Константинович, – улыбнулась цесаревна. – Кто бы мог подумать, что разведка так похожа на обычную верховую прогулку.

– Правда? – Глеб улыбнулся как можно добрее и ласковее. Получилось не очень: на изуродованном немецким снарядом лице любая улыбка становилась звериным оскалом, но он старался, и Татьяна оценила его старания… – Тогда я попрошу вас, ваше высочество: промните пока вашу кобылку. А вот они, – он указал на двоих штурмовиков, стоявших рядом, – составят вам компанию. Нам пока надо с картами поработать, и вам будет скучно…

Та, было, обиженно наморщила носик, но потом рассудила: разумеется, Глеб… Константинович очень хотел бы и сам с ней прокатиться, да эта проклятая война… И еще этот ужасный переворот…

Она дала кобыле шенкеля, и та весело помчалась по полю, где отчетливо виднелись следы авиационных лыж. А Львов развернул коня и двинул обратно к дороге, где стояли уже давно примеченные им бойцы передового дозора, между которыми жались трое пленных.

– Ну-с, и кто тут у нас? – поинтересовался Глеб, подойдя к пленным вплотную. – Какого полка, солдаты?

Вопрос относился к двоим пленникам. Третий – матрос – такого вопроса не удостоился.

– Мы, ваше превосходительство, с Кегсгольмского полку, – забормотали пленники.

– Та-а-ак… – Глеб протянул руку и сорвал с матроса бескозырку. Повернул к себе и прочитал название корабля на ленточке, – «Амур». Интересно, а что это забыл в Питере минный заградитель? Фонтанку минировал или Мойку?

Матрос не удостоил его ответом. Львов нахлобучил бескозырку ему обратно и спросил:

– С какого года служишь?

– С тринадцатого… – матрос ответил нехотя, словно выплюнул слова.

– Ага… А вы с какого? – повернулся Глеб к солдатам.

– С пятнадцатого, ваше превосходительство. Аккурат в марте и призвали…

– Обоих?

– Обоих…

– Так-так… – Львов жестом подозвал Чапаева. – Вот что, Василий Иванович, давай-ка, возьми человек десять по своему выбору и вколотите этим варнакам первичные понятия о военной дисциплине. А то не приветствуют, отвечают не по уставу – смотреть тошно. Только, Вася, я тебя очень прошу: постарайтесь, чтобы без излишнего членовредительства. Калечить за дурь как-то нехорошо.

Сам же он отвернулся и всмотрелся вдаль – туда, где так лихо скакала по снежной равнине полковник Романова…