А стоявший рядом с бывшим хозяином земли русской Сталин подумал, что если свергнутый царь поет «Интернационал», то, может быть, стоит рассмотреть вопрос о приеме гражданина Романова в партию? Конечно, его вряд ли можно будет когда-нибудь назвать истинным большевиком, но каков резонанс! Какое международное значение такого события!! И прав был Глеб, когда говорил, что царь, в общем, неплохой человек…

На следующий день Анненков выслал к Петрограду разведку, одновременно пытаясь наладить связь с большевиками, оставшимися в столице. Перед этим пришлось выдержать яростную баталию со своими старшими офицерами, рвавшимися возглавить отряды в поиске…

– …Послушайте, Иван Иванович, я прекрасно помню, что вы были с нами в Ковенском рейде, но это не значит, что сейчас командир первой бригады, руководящий тремя полками, может лично пойти в поиск. Еще только не хватало, чтобы генерал-майор шальную пулю словил!..

– …Нет, Павел Григорьевич, нет и еще раз нет! И не надо мне тут плести, что командиру артбригады необходимо точно знать расположение целей. Вам все на карту нанесут, вот и будете стрелять по мишеням…

– …Что?! Слушайте, Вячеслав Матвеевич, даже если я решу провести авиаразведку, а это, кстати, неплохая идея, то и тогда я пошлю в полет не вас! Да, вы – казак, да, вы – войсковой старшина, но из этого еще не следует, что вы будете командовать разведывательным взводом!..

…После того, как в кабинет сунулся командир автобронедивизиона, окончательно озверевший Борис шарахнул по столу агатовым пресс-папье. От удара письменный прибор литой бронзы и уральского малахита подскочил сантиметров на двадцать, а само пресс-папье раскололось ровно пополам. Именно это обстоятельство и спасло от грубости шефиню Елизаветградского гусарского полка, когда она впорхнула к нему и с порога обиженно заявила:

– Борис, надеюсь, ты понимаешь, что командовать взводом разведки ты должен был поставить меня?

– Что? – простонал Анненков, тупо разглядывая обломки. – Почему?

Он хотел добавить, что при выборе командира в поиск Ольга Николаевна уверенно заняла бы почетное последнее место, сразу после цесаревича Алексея, но тут вдруг осознал, что цесаревна употребила странное выражение «должен был поставить». Следовательно, кого-то уже поставили? А кого?

– Оленька, – произнес он, все еще вертя в руках обломки расколотого пресс-папье. – Объясни, пожалуйста, от чего ты описываешь назначение командира разведчиков в прошедшем времени?

– Как это «от чего»? – возмутилась цесаревна. – Да от того, что Глеб Константинович сообщил всем, что ты утвердил его на командование взводом, собрал бойцов и уже ушел. И, кстати, прихватил с собой двух девиц, – ехидно прибавила она. – «Улана»[148] и госпожу Соломаху…

– Та-а-ак, – произнес Анненков. – Та-а-ак…

Глеб, зараза! Утек, ненормальный. «Боже, если ты есть, – взмолился Анненков. – Сохрани и защити город от этого психа. Ведь он разведку может так провести, что не только Петроград – Кронштадт с лица земли сотрет!..»

Два броневика лениво катили по Московскому шоссе. Вокруг них спокойно двигались сотни четыре кавалеристов. По-видимому, Львов считал, что взвод пешей разведки должен иметь именно такой состав.

Татьяну Соломаху везли на одном из броневиков, Татьяна же Романова предпочла облачиться в свой полковничий уланский мундир и ехать рядом со Львовым. Глеб не возражал, только заставил ее надеть шинель и завязать башлык поверх каски.

– Ваше императорское высочество, мне совсем не улыбается получить выволочку от господина Боткина[149] и вашей матушки, когда вы простудитесь – заявил он, самолично затягивая цесаревне концы башлыка. – У меня и так врагов хватает, не умножайте же их без нужды…

Татьяне была приятна его забота, хотя сопровождавшие слова и покоробили. За время пребывания в Тосно и тесного общения с новыми товарищами любимого брата она заколебалась в своем отношении к корнету Маламе. Слишком уж тепло отзывался братец Алексей о генерале Львове, который, хотя и изрядно старше – на целых восемь лет! – но такой интересный! А матушкин милый друг Григорий Ефимович говорит, что кавалер сестрицы Оленьки генерал Анненков – человек сильный и к сердцу особо никого не допускает, а вот Глеб Константинович, напротив, – открытый, хотя и силы тоже не малой, да все же за сердцем всегда следует. И вот теперь, познакомившись поближе, поверила – так оно и есть.

Татьяна невольно улыбнулась, вспомнив тот первый день возвращения цареградских героев, как Алексей встретил Львова и как тот тоже потянулся к братцу. Он, наверное, очень добрый – недаром к нему и солдаты все так расположены. Ну а если накажет кого – так не без дела! И наказанный сам понимает, что виноват…

Цесаревна повернулась и посмотрела на Глеба Константиновича… а может, все-таки просто на Глеба? Она еще и сама не знала…

А Татьяна Соломаха сидела на броневике у пушки Максима-Норденфельда, прикрытая от легкой поземки коробчатым щитом, и отчаянно злилась. Почему это бывшей царевне можно ехать верхом, вместе со всеми бойцами дивизии, а ей – потомственной казачке, выросшей в станице, – нет?! Что, так важно, что эта девица носит мундир с погонами полковника? Да она тоже ни одного дня в армии не служила, а ей козыряют и обращаются «госпожа полковник». Хорошо, что хоть не «товарищ полковник» – такое обращение принято только между георгиевскими кавалерами. Хотя к ней вот тоже обращаются «товарищ Соломаха». Это потому, что из шестидесяти семи тысяч в дивизии только чуть больше четырех тысяч – не большевики. Так что пусть эта бывшая цесаревна, фальшивый полковник, особенно не гордится! И пусть не лезет к Глебу… то есть – к товарищу Львову, конечно! Нечего дочке царя, пусть и бывшего, делать рядом со старым большевиком! Про него говорят, что он с самим Лениным переписывается, спорит, и товарищ Ленин иногда признает свою неправоту…

А Глеб чуть покачивался в седле и думал, что по возвращению он, разумеется, огребет трендюлей от Бориса, но это не так уж важно. Зато он сейчас съездит в Петроград и разберется, что там к чему. Кстати, неплохо бы заехать к своему родственничку – князю Львову и вдумчиво так порасспрошать: а кто это тебе, дядюшка, денежек на государственный переворот дал? И Феликса Юсупова навестить бы. Этого лучше живым – Гришке Распутину привезти. На предмет серьезного разговора. Э-эх, вот кого стоило бы с собой в поиски брать! Вырвать инфу из любого можно: сообрази только, с чего начать – и порядок. Кому-то и глаза вырывать придется, а кому-то и пары раз по морде достаточно. Только вот, как определить: кому чего достанет? На рожах у пленных как-то не написано. А Григорий свет Ефимович без всякого физического воздействия все прямо из мозгов вынимает…