– О да, мистер Коллинз, больше всего на свете мне бы этого хотелось!

Он улыбнулся.

– Мне тоже, мисс Беннет. Мне тоже.

Первым упражнением Мэри было запоминание греческих букв. Она сидела одна в библиотеке с маленькой книжкой и огромной стопкой бумаги, таращась на буквы до боли в глазах, обводя контуры ручкой и бормоча их вполголоса. Иногда мистер Коллинз настаивал, чтобы она повторяла их ему вслух. Сначала она боялась показаться смешной, но кузен вовсе не намерен был насмехаться над ней, и вскоре Мэри, преодолев смущение, произносила их громко и без стыда. Однажды, когда они все сидели за чаем, мистер Коллинз спросил жену, не хочет ли она послушать, как ее подруга читает буквы греческого алфавита.

– Она очень много работала, и я уверен, моя дорогая Шарлотта, вы будете удивлены, узнав, насколько она продвинулась.

Мэри подняла глаза от чашки, и румянец залил ее лицо. Она заметила выражение лица Шарлотты, и ей вдруг стало совершенно ясно, что та не получит никакого удовольствия, слушая ее выступление. Запинаясь, Мэри принялась декламировать буквы, встревоженная ровным, оценивающим взглядом Шарлотты, который становился все жестче каждый раз, как раздавался полный радостного волнения голос мистера Коллинза, помогавшего Мэри перечислить алфавит до конца. Когда она закончила, он один захлопал в ладоши.

– Прекрасно, мисс Беннет! Вы настоящая награда за тяжелый труд и украшение вашего пола! Что думаете, миссис Коллинз? Разве не превосходно?

Шарлотта смотрела на Мэри с выражением легкого любопытства, будто видела ее впервые.

– Судя по всему, вы с пользой провели время в библиотеке. Раньше я не совсем понимала, чем вы там занимаетесь, но теперь вижу. Действительно, превосходно.

– Мы еще сделаем из вас ученого, мисс Беннет! – воскликнул мистер Коллинз. – Я совершенно в этом уверен. Но сегодня я больше не намерен слышать об этом ни слова. Миссис Коллинз, вы помните, что сегодня вечером я не приду к ужину, так как у меня дела в Хартфорде. Оставлю вас развлекаться, леди.

Все еще радостно улыбаясь успехам своей ученицы, мистер Коллинз встал и вышел из-за стола. Как только он ушел, Шарлотта налила себе в чашку остатки чая. Мэри она чай не предложила.

– Поскольку мистера Коллинза здесь не будет, я, пожалуй, лягу сегодня пораньше. Мне не хочется есть. Уверена, миссис Хилл найдет для тебя что-нибудь, если захочешь.

– Мне жаль, что ты так устала, Шарлотта. Могу я как-то помочь? Я вполне свободна до конца сегодняшнего дня.

– Нет, спасибо, я уверена, что справлюсь со всем сама. Однако мы можем не увидеться сегодня, так как я буду очень занята.

С этими словами Шарлотта замолчала и вскоре, довольно холодно кивнув, тоже удалилась. Оставшись одна за столом, Мэри почувствовала нарастающее беспокойство. На этот раз нельзя было ошибиться ни в недовольном тоне Шарлотты, ни, как опасалась Мэри, в источнике ее раздражения. Ей не нравилось совместное времяпрепровождение Мэри и мистера Коллинза в библиотеке. Слово «ревность» пыталось прорваться в сознание Мэри, но она не позволяла ему этого сделать. Это была столь нелепая идея, такая глупая и невообразимая, что Шарлотта не могла всерьез ее допустить. Трудно было представить себе двух людей, менее склонных к нарушению правил приличия, чем Мэри и мистер Коллинз. Она была не из тех женщин, с которыми мужчины теряли бы голову, а он был не из тех, кто способен на это.

Как только гнев стихнет, Шарлотта, несомненно, поймет это. Поразмыслит на холодную голову и убедится в несправедливости своих подозрений. Мэри всегда считала Шарлотту самым спокойным и наименее эмоциональным из всех знакомых ей человеком, и ее чувства к мужу не казались достаточно страстными, чтобы подавить способность к рациональным суждениям. Такое негодование не могло длиться долго. Скоро Шарлотта снова станет прежней: сухой, сдержанной и собранной, способной посмеяться над идеей, которая на самом деле была слишком нелепой, чтобы ее вообразить. Мэри вообще ничего об этом не сказала бы. Между ней и мистером Коллинзом не было ни намека, ни единого слова о чем-либо предосудительном. Это была чистая правда. Она не удостоила бы никакого другого предположения даже попыткой опровержения, и решила больше не думать об этом.

Чтобы отвлечься, Мэри побрела в библиотеку, достала ручку и бумагу и приготовилась практиковаться в написании греческих букв. Она вытащила маленький словарь и на мгновение заколебалась, прежде чем открыть его. Что, если Шарлотта заметит это и спросит, где она его взяла? Но это было просто смешно. Она не сделала ничего плохого и не станет испытывать чувство вины за то, чего не совершала. Прислонив том к другой книге, Мэри принялась писать, тихо произнося вслух названия букв.

К концу дня Мэри исписала греческими буквами несколько листов. Сняв очки и потерев глаза, она ощутила, как они болят. Она решила взять наверх свою работу и еще раз взглянуть на нее там. Было бы интересно посмотреть, не принесли ли ее недавние попытки улучшения по сравнению с прежними каракулями. В спальне Мэри разложила страницы на туалетном столике, зажгла две свечи и принялась внимательно рассматривать буквы, когда вошла миссис Хилл. Поначалу та занялась уборкой и складыванием вещей, но вскоре подошла и встала рядом с Мэри, с любопытством разглядывая бумаги.

– Что это? Я никогда раньше не видела, чтобы вы так писали.

– Это греческий, миссис Хилл, как говорили в древности, язык великих философов и поэтов.

– Этому вас учит мистер Коллинз? Как правильно говорить и писать по-гречески?

– Да, он был так добр, что дал мне пару уроков, когда у него было время.

Миссис Хилл встала и посмотрела прямо на Мэри.

– Похоже, он находит время на вас, не так ли? Вы почти каждый день вместе сидите в библиотеке.

– Это занимает всего несколько часов в день. Это не отвлекает его от других обязанностей, а у меня едва ли найдется много занятий.

– Он видит вас чаще, чем миссис Коллинз. Они ведь не занимаются вместе, правда?

Мэри почувствовала, как в ней нарастает тревога. Во рту пересохло, а сердце забилось быстрее.

– Потому что у нее нет пристрастия к такого рода занятиям. Это ее не интересует.

Мэри тяжело опустилась на кровать. Миссис Хилл, видя ее тревогу, поспешила к ней.

– Я не хотела вас огорчить. Честное слово.

– Миссис Коллинз говорила с вами? Она упоминала об этом?

– Господи, нет! Она закрытая женщина и мало с кем делится своими чувствами. Она никогда бы не заговорила со мной на эту тему. И послушайте, мисс Мэри, вы не должны думать, что я считаю, будто вы поступаете дурно. Я знаю, это не в вашей натуре. Но вы еще не понимаете, как устроен мир. Люди складывают два и два вместе и получают пять. Иногда достаточно одного взгляда, чтобы вызвать неприятности.

Мэри сидела неподвижно, онемев от стыда.