Не знаю, сколько прошло времени, может пять минут, может, пятнадцать, прежде чем Мартин очнулся и попытался встать. Держась за стену дома, он поднялся на колени, но тут же снова со стоном упал в лужу. Боль была просто адской.

Засунув руку под сбившийся плащ, Мартин ощупал бок. Под рукой была влага — теплая кровь мешалась с холодной жижей. Пробормотав крепкое ругательство, он зажал рану рукой и снова попробовал встать. Кое-как, почти ползком, ему удалось выбраться из проулка, и тут он снова потерял сознание.

На улице, по крайней мере, было посуше, но явно не надолго: набрякшие влагой черные тучи наконец прохудились. Дождь пока еще был слабый, но, похоже, зарядил надолго. Дьявол, ну что за непруха-то, а?

Боль и холод. Холод и боль.

Я вспомнила рассказ Питера. Когда у него случается приступ мигрени и он не успевает принять лекарство, помочь может только сон. Но уснуть удается далеко не сразу, и он приспособился слушать боль, как слушают музыку. У боли есть свой ритм, свой рисунок и оттенки.

Я прислушалась к боли Мартина. Боль бросала то в жар, то в холод. Холод обжигал. В этом действительно был рваный, синкопированный ритм. Боль была джазом. Нет, скорее, регтаймом. Она то стихала, то накатывала новой мощной волной. Она гудела мощным тяжелым басом и свиристела визгливой колоратурой. Боль затягивала и завораживала. Почему никто не додумался переложить боль на ноты?

Мне казалось, что Мартин лежит на сырой земле уже вечность. Быть может, уже рассвело — его глаза были закрыты, и я не могла видеть, что происходит вокруг. Но шаги услышала. Шли двое. Неужели Стоун и одноглазый вернулись?

— Билли, тут кто-то есть!

Я с облегчением узнала голос Джейкоба. Наконец-то до них дошло, что хозяин не возвращается слишком долго, и они отправились на поиски.

— Он жив?

Чуткие пальцы на шее, ладонь, поднесенная к губам.

— Дышит, — узнала я голос Билла. — Да он ранен. Посвети мне!

Запах смолы от горящего факела. Тепло от пламени. Свет сквозь сомкнутые веки.

— Крови-то сколько, — ужаснулся Джейкоб. — Поднимем осторожно.

— Подожди, — остановил его Билл. — Если у него повреждена спина, так нести нельзя. Сделаем носилки.

Судя по звукам, он выдернул из деревянной ограды пару жердей, осторожно снял с Мартина плащ и как-то примотал его к палкам.

Молодец мальчик, но хорошо, что со спиной у Мартина все в порядке. Иначе в таком гамаке ему бы несладко пришлось. Надо на плоское и твердое. Ничего, де Бренн тебя научит.

Больше всего я боялась, что импровизированные носилки не выдержат и Мартин грохнется на землю. Но обошлось — до дома Билла было рукой подать. К симфонии боли и холода прибавился еще один побочный ритм от тряски.

— Мы не сможем отнести его наверх, — сказал Билл, когда они внесли Мартина в дом. — Лестница слишком узкая. Придется положить в чулане. Ты пока будешь спать в моей комнате, а я останусь с ним. Принеси его чистую рубашку, а я пока раздену.

Как ни старался Билли быть осторожным, боль взвилась с новой силой. Холод сменился жаром, который, как и боль, накатывал волнами.

— Что там? — спросил, вернувшись, Джейкоб.

— Осторожно, ты накапаешь на него свечой. Рана неглубокая. Если не будет заражения, быстро затянется. Но у него жар. Как бы лихорадка не вернулась. Кто знает, сколько он пролежал на холодной земле.

Я знаю. Хотя нет, не знаю. Долго, в общем, пролежал.

— Принеси воды с кухни, надо промыть рану.

Пока Джейкоб ходил за водой, Билли тоже куда-то вышел, но скоро вернулся. Промыв рану, он смазал ее какой-то едко пахнущей мазью и туго забинтовал. Повернувшись к нападавшему через правое плечо, Мартин подставил противнику под удар левую сторону. Нож завяз в плотном стеганом вамсе и лишь чиркнул наискось по нижним ребрам и низу живота. Можно сказать, повезло. Пресс у Мартина был более-менее приличный, это тоже не дало ножу пройти глубже. Но рана оказалась очень болезненной, да и крови он потерял немало. Плюс холод сделал свое дело. В груди саднило, дыхание было тяжелым и хриплым.

— Плохо дело, — сказал Билл. — Надо было ему остаться в Лондоне.

— И зачем только он поехал? — вздохнул Джейкоб.

— Зачем… — хмыкнул Билл. — Что-то было такое в письме, которое он получил из Германии. Я их языка не знаю, но мастер говорил что-то о своем брате, которого ранили на войне с турками. Если брат умрет, мастер станет единственным наследником. И тогда, как я понял, его леди из Скайхилла станет ему неровня.

— И тогда он не сможет на ней жениться.

— Да. А я думал сначала, что он из простых. Ну, может, рыцарь. А оказалось…

— Нет, я знал, кто он, — голос Джейкоба отдалился, наверно, он вышел в коридор. — Барон в Бадене был его наставником. Когда они с братом поссорились с отцом и ушли из дома, барон поехал с мастером. Сколько раз он ему помогал за эти годы, из всяких бед вытаскивал.

— Мастер говорил, что стал художником — это правда?

— Не знаю. Но он учился у придворного художника, это точно. Так что там с этой леди, Билли?

— Не знаю, Джейк. Он сказал, что должен с ней увидеться перед тем, как примет какое-то решение. Но теперь… Ладно, иди спать. Если что, я тебя позову.

Ага, значит, барон Гейден был не только доверенным лицом Мартина, но и его учителем. И палочкой-выручалочкой. Так я и думала. А слуги в доме барона, разумеется, в курсе всего. Жаль, я не прислушивалась к разговору Билла и Джейкоба по дороге. Возможно, узнала бы немало интересного. Вечная ошибка высоко стоящих (как и тех, кто высоко взлетел по воле случая): не обращать внимания на слуг.

До утра Мартин метался и бредил, что-то неразборчиво говорил по-немецки, звал Маргарет. Билл дважды обтирал его водой с уксусом, чтобы сбить жар, менял на лбу прохладную тряпку, но это мало помогало. Боль в боку потихоньку стихала, превратившись из острой и жгучей в тупо пульсирующую. Зато грудь теперь словно когтями раздирало. При каждом вдохе внутри что-то хрипело и сипело, как заржавленный механизм.

И вот что было странно. Если б тело Мартина было по-настоящему моим, в таком состоянии я вряд ли смогла бы мыслить связно. Мозг просто отказался бы работать. Но я-Света, испытывая боль, слабость и прочие болезненные ощущения Мартина, тем не менее, пребывала в полном сознании. Значит, моя личность находилась не в мозгу? Но тогда где?

Впрочем, как бы там ни было, думала я только об одном: что делать? Мне надо было добраться хотя бы до Скайхилла, а там уж Тони придумал бы, как довезти меня до Рэтби. Да и что там думать — загрузить в повозку, привязать покрепче. Авось, тело выдержит дорогу. Я надеялась, что сестра Констанс сможет мне помочь.

Но вот как попасть в замок? Я не могла ни приказать, ни попросить о помощи — меня бы просто никто не услышал. Дотащить это бессильное, хрипящее тело даже до двери чулана было уже чем-то вроде кругосветного путешествия пешком. Выйти на улицу, добраться до дома вдовы Бигль, оседлать лошадь, вскарабкаться в седло, доехать до Скайхилла… Нереально…