Вдова Фитцпатрик, довольно моложавая женщина, огненно-рыжая и веснушчатая (все четверо отпрысков пошли в нее), отложила тонкую вышивку, которой зарабатывала на жизнь, и встала — величественно, как знатная дама. Выслушав сына, она милостиво кивнула, давая свое согласие, хотя, надо думать, была изрядно удивлена: хозяин Билла — в ее убогом доме?! Мне понравилось, что она не стала униженно кланяться и изображать бурную радость по поводу дорогого (и к тому же платного!) гостя.

Сестрички-лисички вышли обнять брата и поздороваться с гостем, стреляя глазками и пылая щечками — все трое, от двенадцатилетней Грейс до семнадцатилетней невесты Эбби. С хихиканьем и шушуканьем они убежали, за ними удалилась и мистрис Фитцпатрик. Билли отправился к вдове Бигль позаботиться о лошадях.

Мартин поднялся в темноватую и холодную комнату под самой крышей, сел на жесткую постель. Джейкоб принес немудреный ужин из дорожных припасов. Поев без аппетита, Мартин достал из сумы письмо отца. Перечитал его еще раз, аккуратно оторвал нижнюю чистую часть листа, а остальное, спустившись вниз, бросил в пылающий очаг.

— Добудь мне перо и чернил, — приказал он слуге. — Где хочешь. Сейчас же.

Джейкоб брызнул на поиски и через десять минут вернулся с плохо очиненным пером и пузырьком чернил.

— Взял у лавочника в долг, — пояснил он. — Надо будет вернуть. И пришлось пообещать, что завтра у него куплю какой-нибудь провизии.

Мартин повелительно махнул рукой, отпуская его, и присел за стол, положив перед собой клочок бумаги. На этот раз он думал недолго.

«Возлюбленная Маргарет! — царапал он своим кошмарным почерком. — Отец не возражает против расторжения моей помолвки. Но есть одно печальное обстоятельство, которое может все сильно осложнить. Прежде чем говорить с твоим отцом, я должен увидеть тебя. Передай через моего слугу, где мы можем встретиться. Любящий тебя М.»

Сложив письмо вчетверо, Мартин положил его в суму и сказал Джейкобу, что идет в таверну.

— Мой господин, вы еще нездоровы, — всполошился слуга.

— Тут два шага идти, — возразил Мартин, укутался в плащ поплотнее и вышел за дверь.

Китти бурно ему обрадовалась, но он осадил ее:

— Я болен! Не сейчас.

Она надула было губы, но мелкая монета вернула ей бодрое настроение.

— Ну так посиди, а я пойду поработаю, — она фамильярно дернула Мартина за ухо и отошла, высматривая среди гуляк потенциального клиента.

Он потребовал эля, сделал глоток и вдруг резко обернулся, словно почувствовал чей-то взгляд.

За столом в дальнем углу сидел Роберт Стоун. Компанию ему составлял разбойничьего вида одноглазый ремесленник в рваной рубахе.

Ну и рожа, подумала я. Шевельнулось недоброе предчувствие. Мартину, похоже, эта встреча тоже удовольствия не доставила. Он огляделся по сторонам — то ли высматривая пути отступления, то ли прикидывая, кто может стать в драке союзником, а кто противником.

Наклонившись к своему собутыльнику, Стоун зашептал что-то, косясь на Мартина. Одноглазый глумливо захохотал и сплюнул сквозь зубы.

Интересно, что Стоун делает в городе. Слуг и в деревню-то отпускали нечасто, а уж в Стэмфорд и подавно. Разве что по какому-то поручению. Но какое может быть поручение у помощника повара? И уж точно он не сидел бы поздно вечером в таверне. Значит, отпросился по какой-то личной надобности. Вот ведь принесла нелегкая!

Прошло, наверно, не меньше часа. Мартин все так же угрюмо сидел над своей кружкой. Наконец Стоун с одноглазым встали и вышли. Народу в зале оставалось все меньше. Китти помахала Мартину от входной двери: кто-то забрал ее с собой на всю ночь. Я надеялась, что Билл и Джейкоб забеспокоятся и пойдут искать хозяина, но он не стал дожидаться.

Поправив под плащом ножны, Мартин вышел из таверны. На небе не было ни звездочки, сырой ветер снова нагнал дождевые тучи. Пахло дымом и помоями. Под ногами хлюпала жирная грязь. Кое-где в окнах теплились тусклые огоньки, но и они не могли справиться с тьмой — такой же густой и жирной.

Мартин шел медленно, останавливаясь и нащупывая ногой более-менее сухой или хотя бы ни слишком вязкий пятачок. А еще — прислушиваясь. Где-то лаяли собаки, заскрипели ворота. Мартин снова остановился, настороженно вглядываясь в черную тень узкого проулка. Оттуда раздался шорох, и он схватился за кинжал, но в этот момент его ударили сзади.

Удар, хоть и не сильный, но болезненный, пришелся по правому плечу и заставил Мартина выронить кинжал. Он резко обернулся, но не успел отбить руку с ножом. Боль вспорола бок, и темнота захлестнула его с головой…

[1] Достоверных данных о жизни Бернхарда IV Церингена между 1537 и 1542 гг. не существует — за исключением того, что жизнь эта была далека от добродетели. История его взаимоотношений с дочерью английского графа не более чем фантазия автора.

— Если вы про ту женщину, которая сидела у входа в ресторан, то я видел ее на стоянке.

Локер, потирая правой рукой свой флюс, пальцами левой быстро барабанила по экрану планшета. Перед ней стоял здоровяк лет сорока в шортах и майке, с ног до головы покрытый татуировками. Самая задорная изображала смерть с косой, кокетливо курящую сигарету, остальные тоже были из разряда инфернальных.

— Она на белом «Опеле» приехала, сразу за мной. Припарковалась, как… в общем, как мартышка. Сейчас его там нет.

— Какой «Опель»? — устало уточнила Локер.

— Не знаю. Может, «корса», может, «астра», — пожал плечами инфернальный здоровяк. — Я в этих малявках не разбираюсь. Кажется, там наклейка прокатная была.

— На номер внимания не обратили? — скорее, для порядка спросила детектив-сержант.

— Цифры нет, а вот буква J там точно была. Я ее везде замечаю, потому что сам Джей-Джей. Джим Джокер. Фамилия у меня такая — Джокер.

— Постарайтесь вспомнить, где была буква — в начале или в конце номера?

Джей-Джей страдальчески сморщился, изо всех сил пытаясь расшевелить шестеренки в голове.

— В начале, — наконец выдал он уверенно. — Точно в начале. Вот только не помню, первая или вторая.

— Вторая, первая не может быть[1], - безнадежно махнула рукой Локер. — Дохлый номер. Камеры у вас на стоянке нет, конечно? — спросила она у хозяина ресторана.

— Нет, — виновато покачал головой толстяк с эспаньолкой, совершенно не идущей к его широкому красному лицу. — Да там стоянка-то на пять машин. Местные обычно пешком приходят.

— Быстро передайте, — Локер повернулась к констеблю, — у нас похищение женщины с ребенком. Белый «Опель», вторая буква номера J. Пусть останавливают все. Камеры на выездах из города. Хотя кто сказал, что она не свернула на проселок. Тут в лесу армию можно спрятать.

Питер сидел все за тем же столиком и отрешенно наблюдал за мельтешением Локер и ее помощников. Думать о том, что Хлоя могла сделать с Люси и Джином, было невыносимо. От этого темнело в глазах, а желудок сжимала стальная лапа в ледяной перчатке. Поэтому он думал… о королеве. О том, как она приехала на заседание парламента не в карете, что предписывалось традицией, а в автомобиле. И тронную речь произнесла не в мантии и короне, а в костюме цвета европейского флага. И все гадали, что бы это значило.