Настолько осторожно, что вот уже два месяца нет никаких следов. Словно Виолетта никогда не появлялась в замке Хесвелл и не заставила волноваться сердца Бертана и его сына.

* * *

— Мой повелитель, пора, — раздался над головой голос Гербада, и Бертан открыл глаза.

— Уже?

— Да, время обряда пришло.

Бертан встал, на его плечи накинули простыни и аккуратно промокнули лишнюю влагу. Он только переставлял ноги, помогая слугам надеть широкие панталоны, подпоясанные золотой тесьмой. Следом пришел черед белого шелкового халата, тоже отделанного золотом. По обычаю, его нельзя подвязывать: правитель должен идти к брачному ложу так, чтобы сзади развевалась ткань, как крылья птицы. На голову надели тяжелый обруч.

Гербад еще раз осмотрел своего подопечного, удовлетворенно кивнул и засеменил к выходу. Бертан направился за ним, сзади пристроились придворные дамы и слуги. Они уже выходили из покоев правителя, как он вдруг четко услышал сказанные кем-то слова:

— Хоть бы он сдох уже! Сколько девушек хороших погубил!

— Тише! Тише! — полетел по рядам слуг, словно осенний ветер, яростный шепот.

Бертан споткнулся и застыл, пораженный неприкрытой ненавистью, слышимой в голосах людей.

Я забралась на сооружение — скамейка, стул — уже ставшее привычным, поднялась на цыпочки и заглянула с узкое окошко. В таком положении, балансируя на ногах, чтобы не свалиться, потому что тяжелая цепь тянула меня назад, могла увидеть близкие горы, водопад, низвергающийся с высоты, и птиц, то и дело проносящихся перед окном.

Эту картину я наблюдаю в течение двух месяцев моего заточения. Уже поздняя осень. В Хилле климат такой же, как у нас в крае, близком к югу: средняя полоса уже закончилась, а субтропики еще не начались. В результате ветрено и влажно, но без снега.

Я вздохнула и спустилась, гремя цепью. Смотри не смотри, а ничего нового не покажется. Дом, в котором меня держали, стоял на вершине утеса. Я слышала, как в ущелье грохотала река, и кроме этого шума и воя ветра сюда не доносилось ни звука.

Мне казалось, что я, как принцесса из сказки, заточена в башне, и спасти меня может только рыцарь на белом коне. Но мой рыцарь что-то не торопился. Сердце отчаянно взывало к богам, но в этом мире с двумя лунами никто не слышал его стука.

Стейк тоже не появлялся, а с ним исчезла и надежда на помощь. Кто теперь сообщит Бертану, где я? Он наверняка сходит с ума, не зная, куда я пропала. Думать так было приятно, хотя по прошествии времени мысли о спасении со стороны правителя приходили все реже.

Ответа не было. Я взяла осколок черепка и сделала еще одну царапину по краю скамейки. Сначала я не отмечала прожитые дни, но потом спохватилась, по памяти восстановила примерное время и с тех пор, как Робинзон Крузо, отмечала каждый прожитый в заточении день. Зарубок становилось все больше, а выхода пока не намечалось.

За дверью послышались шаги. Я кинулась к стулу, развернула его и села спиной: так мне приказали делать, когда кто-то входил в комнату. Сначала я естественно не подчинилась, и девушка, принесшая мне еду, сбежала вместе с подносом. Я только успела заметить, что она была очень молоденькая, и все.

Два дня никто не показывался. Я сходила с ума от голода и жажды, наконец не выдержала и закричала:

— Пожалуйста, простите! Я буду послушной!

Меня услышали. Загремел засов, но дверь не открылась. «Вот он, шанс! — вспыхнуло в мозгу. — Сила, миленькая, помоги! Смети этих гадов с моего пути!»

Я кинулась к двери, выставив вперед руки, но… ничего не произошло.

— Всеведа, встань лицом к стене, — приказал грубый мужской голос.

— Я не Всеведа, — ответила я, но подчинилась.

— Будешь спорить, уйду.

— Нет, нет! Я уже стою.

Вот так и стою каждый день в ожидании еды и воды, а еще выглядываю в окно, когда совсем тоскливо становится.

* * *

Меня привезли сюда в полубессознательном состоянии, бросили, как куль с мукой, и оставили на несколько дней в полном одиночестве.

Я очнулась в каменной коморке с дыркой в углу для нужд. Сначала запаниковала, решила, что опять попала в темницу. Но обстановка была другой. Я лежала на каменном полу в жилом помещении, правда, здесь, кроме скамеек вдоль стен, ничего не было.

Кое-как избавилась от веревок, растерла занемевшие руки, ноги и шею, которая нещадно саднила, и подползла на четвереньках к массивной двери. Ткнулась раз, другой, но она была заперта. Я стала колотить в нее пятками, однако ни крики, ни отчаянный стук, ни громкий плач не привлекли внимания. Истерика сменилось злостью.

— Отзовись, гад ползучий! — завопила я, колотя в дерево, но в ответ — тишина да завывание ветра, доносившееся из дырки в полу.

Уже через час я поняла: свежий воздух хорошо, а вот ветер плохо. В коморке к вечеру стало холодно. Мужской костюм, бывший на мне, уже высох, но тонкая ткань, рассчитанная на легкую верховую прогулку, а не на проживание в экстремальных условиях, пропускала холод до самых костей. У меня желудок сводило от голода, во рту все пересохло от жажды, но самым страшным был озноб.

«Только бы не заболеть!» — ужаснулась я, свернулась в клубок подальше от дырки в полу и заснула.

Сколько времени продолжался этот лихорадочный сон, я не знала. Просто просыпалась, тупо смотрела в стену, плакала от обиды на судьбу и отключалась снова. В какой-то момент поняла, что рядом стоит плошка с водой, схватила ее и начала пить, стуча о край зубами.

И снова отключилась. Теперь, по прошествии почти двух месяцев, я догадалась, что в воду подмешивали какое-то снадобье, чтобы я больше спала, чем бесновалась. Но тогда в первые часы заточения мысли отсутствовали напрочь. Только паника и отчаяние.

Магическая сила пропала тоже. Я пыжилась, пыталась вызвать ее мысленно и с помощью криков и ругани, но тяжелые двери оставались на месте, стены не рассыпались, решетка на окне держалась крепко.

Не работала и магия усиления, иначе почему мои мозги превратились в желе? Не было ни мыслей, ни идей, как выбраться отсюда. Постепенно возникло подозрение, что моя сила как-то связана со Стейком. Пока кот рядом, я обладаю магией, а без него — обычная девушка, попавшая в тяжелую ситуацию. Наш тандем распался, исчезла и сила.

Несколько дней я была в полубредовом состоянии, даже в туалет почти не ходила, но однажды проснулась и поняла: голова ясная.

Я села, огляделась: в комнате появился стул, а на нем стояла тарелка с кашей, уже холодной, и чашка с водой. Меня даже затрясло, когда я увидела еду. Схватила деревянную ложку, зачерпнула, сунула в рот и замерла: такой вкусной каши я еще не ела. Первые ложки проглотила, не разжевывая, а потом сбавила темп, остатки доедала медленно, наслаждаясь каждой крупинкой.