Она положила ладони на живот. Пожалуй, стоит поразмыслить совсем о другом, вдруг подумалось ей, о новой жизни, зреющей внутри ее тела.

Жоржетта закончила одеваться и вышла на палубу. Поблизости не было ни души. Дневная жара спала, воздух коснулся разгоряченных щек мягко, как атлас. На небе уже загорелись звезды, и ничто не нарушало тишину, кроме негромкой музыки, — в салоне палубой выше кто-то играл на пианино.

Неожиданно очарование ночи было нарушено: несколько грубых голосов разом взревели во всю глотку, повторяя назойливые строки модной песни «Девушки Буффало».

Жоржетта поспешила удалиться. Пройдя еще немного, она остановилась, положила руки на поручни и какое-то время смотрела на золотистые блики — отражение пароходных огней на воде.

— Четверка! — раздалось с нижней палубы. — У тебя всего-навсего четверка!

Свесив голову, она разглядела на нижней палубе группу мужчин, занятых игрой в кости. Она никогда не могла понять, почему мужской пол так тянет к азартным играм, что заставляет рисковать деньгами, доставшимися тяжким трудом.

Ведь наверняка кто-то из них постоянно проигрывает, подумала она с неприязнью. Казалось бы, надо это понять и остановиться, но они упорствуют… как ее отец.

Не желая слушать споры игроков, девушка перешла к другому борту и там увидела молодую пару, не спеша прогуливавшуюся по палубе. Юная леди, одетая с большим вкусом, была хороша собой. До сих пор Жоржетта не встречала их и сейчас с интересом разглядывала. Ее поразило, с какой нежностью эти двое смотрят друг на друга. Они прошли совсем рядом, но не заметили ее, безразличные к окружающему. Когда они остановились у перил, рука молодого человека обняла хрупкие плечи спутницы, и он привлек ее к себе бережным движением влюбленного. Должно быть, при этом он произнес что-то смешное, потому что девушка засмеялась.

Жоржетта поняла, что перед ней новобрачные. За годы плавания по рекам ей приходилось видеть немало подобных пар, но никогда она не испытывала при этом такого острого одиночества, такой горячей зависти и такой жалости к себе.

Она пошла прочь, с каждым шагом жалея себя все больше, потом встала у перил и повернулась. В этот момент молодой человек поцеловал жену в губы, и она прильнула к нему, обвив его шею руками.

А потом все исчезло в пелене слез. Жоржетта пыталась сдержаться, но одна горячая тяжелая слезинка все же скатилась по щеке.

Это она должна была страстно обвивать шею Пирса, это он должен был целовать ее…

Пирс открыл дверь каюты одной рукой, другой стараясь удержать тяжелый поднос с едой. Внутри было почти темно, и ему пришлось на ощупь искать полку, а потом отодвигать в сторону тазик с кувшином для умывания. Опустив наконец поднос, он облегченно вздохнул.

Можно было просто разбудить Ласточку, но кто знал, не испугается ли она со сна. Кто знал, в каком состоянии ее нервы? Отправляясь этим вечером в каюту, она выглядела неважно, хотя и раскраснелась от жары. Неудивительно — ведь они оба одеты не по погоде. Пожалуй, Ласточка была этим вечером похожа на сорванный цветок, уже слегка поникший.

Пирс покачал головой, доставая спички. «Не просто цветок, а полевой цветок, — поправил он себя. — Они так быстро вянут в вазе с водой… вот и Ласточка не может вынести тисков корсета».

Он зажег спичку — постель была пуста.

Сбежала! Маленькая авантюристка все-таки добилась своего! В очередной раз посмеялась над ним! Облапошила его! Стоило только стемнеть, как ее и след простыл!

Пирс бросился было вон из каюты, но внезапно остановился и задумался. При всем своем авантюризме Ласточка неглупа. Чего бы она добилась, сойдя с парохода в такой глуши? Надо ведь еще вернуться в Сан-Франциско, иначе какой во всем смысл? Значит, она просто хотела заставить его поволноваться, толкнуть на необдуманные поступки. Одурачить, но по-другому.

«Что ж, в этот раз номер не пройдет, — угрюмо подумал Пирс. — И в любой другой раз тоже».

Однако он отдавал себе отчет в том, что девчонка знала каждый уголок, каждую щелку на колесных пароходах. Она запросто могла забиться в какой-нибудь угол и переждать пару дней, пока «Сенатор» не вернется назад в Сан-Франциско. Не выйдет. Он обшарит пароход снизу доверху, но найдет ее.

Пирс прошел вдоль борта, повернул на нос — и увидел ее. Он тотчас забыл, куда и зачем направлялся.

Ласточка стояла, словно завороженная. Она походила на прекрасную статую в золотистом свете корабельного фонаря. Ее волосы отливали чистой медью, а кожа казалась мраморной.

Что-то дрогнуло в душе Пирса, стеснило сердце. Эта восхитительная юная женщина принадлежала ему — и при этом оставалась недоступной, как никогда.

Он сделал несколько осторожных шагов и наконец увидел то, что приковало к себе внимание Ласточки. Молодая пара стояла у перил, глядя вдаль. Мужчина обнимал женщину за плечи, и она доверчиво льнула к нему, слегка откинув голову ему на плечо. Они о чем-то беседовали, но это было не важно. Они были бесконечно далеки от окружающего — от шума наверху, от других пассажиров. Затерянные в своем личном раю, они блуждали в этот миг по цветам и травам, вдыхали ароматы, доступные только им, слышали пение птиц, щебетавших только для них. Они любили друг друга.

С трудом оторвавшись от созерцания, Пирс посмотрел на свою жену. Она еще не заметила его. Что-то блестело на щеке Ласточки, как крохотный бриллиант. Слеза.

Сердце его болезненно сжалось, и он от всей души пожелал вернуть тот первый день, когда они были по-настоящему счастливы. Если бы только все, что он вообразил себе, было реальностью! Если бы Ласточка и в самом деле была беспечной шалуньей!

Влекомый неведомой силой, он приблизился, и Жоржетта обратила на него огромные медно-карие глаза, сиявшие от непролитых слез. Руки ее тотчас метнулись к ним и отерли слезы. Боль в сердце Пирса стала острее. Он хотел заключить жену в объятия, утешить ее и сказать, что ей незачем плакать, что все будет хорошо. Он сделал еще шаг, еще, оттесняя широкий кринолин, и подошел вплотную.

Пирс ожидал, что Ласточка отступит, но она лишь отвела взгляд.

— Тебе лучше? — спросил он, приподнимая ее лицо за подбородок.

— Да, намного лучше. Сейчас прохладно.

— Хорошо, что ты тогда ушла в каюту. Там, среди болот, комары просто зверствовали.

След единственной скатившейся слезы все еще оставался у нее на щеке. Пирс бездумно отер его кончиком пальца, даже не задумавшись, — до того это казалось ему естественным. Ласточка не возражала. Пирсу показалось даже, что она слегка подалась навстречу его руке.

— Мне сказали, — продолжал он почти шепотом, — что дальше земля повышается и болот не будет, но жара сохранится. Наверное, тебе не стоит надевать так много нижних юбок…

Губы Ласточки дрогнули в улыбке, потом слегка приоткрылись. Они были очень близко, такие нежные, чуть припухшие, ждущие поцелуя.