уже выстроились на чуть поодаль, охраняя переправу от возможного нападения. Повсюду, по всему склону, усеянному чахлыми кустами, по берегу и обрыву с теснящимися чёрными лиственницами, плескались багровые знамена и среди них, подхваченный ветром, хлопая, бился штандарт Белиньи.

Окруженный толпой телохранителей, герцог тронул коня и осторожно въехал в ледяную воду.

Серебристый поток, лениво перекатываясь, выплёскивался из-под проломленного льда. Белиньи взглянул в искрящуюся рассветными бликами воду и горделиво приосанился. Шумно всхрапывая, скалывая голубоватую наледь ударами мощных копыт, его конь преодолел переправу и легко вынес всадника на влажный илистый берег. Герцог соскочил с седла и с наслаждением прошелся по серому заиндевелому песку, оставляя на нём чёткие следы своих подкованных сапог.

Он попирал ногами земли своего исконного врага, и это ощущение казалось ему слаще грядущей победы.

Пройдя взад-вперед по берегу он обернулся: вдоль Бевельфлоу, теснясь и шумя, кишело войско под алыми флагами, и по всей длине реки, насколько хватало глаз, круша лед, переправлялись длинные колонны наёмников.

— Зрелище завораживает… — прошипел Селем над самым ухом герцога и тот согласно кивнул.

— По прямой до замка около тридцати миль… — тёмный беспокойно хрустнул костяшками пальцев. Герцог брезгливо повел плечами, — можем напасть даже сегодня, если, конечно, успеем добраться затемно.

— Зачем такая спешка? — Белиньи покровительственно улыбнулся и взглянул в лицо Селема. Оно, как всегда, не выражало никаких эмоций, но сегодня герцогу показалось, что Селем чем-то взволнован.

Он даже знал, чем.

— Скажите мне, мой друг… Зачем вам нужны все одиннадцать сердец? — спросил он с еле слышимым нажимом — я знаю, каждое последующее увеличивает силу, но даже сейчас, когда сердец всего восемь, наша с вами мощь практически беспредельна. Представьте на мгновение, что у вас есть все сердца… Что тогда? — Белиньи вдруг почувствовал, что обнаруживает свой интерес слишком явно. Селем, кажется, тоже заметил это. Смерив союзника своим пугающим, зловещим взглядом, он ответил.

— Как только мы соберем все сердца, я открою вам эту тайну. Но до тех пор…

— Тайну? — Белиньи всплеснул руками в притворном удивлении, — я думал, у нас с вами нет тайн друг от друга…

— Это моя личная тайна, — лаконично возразил тёмный, — и не будем более поднимать эту тему, до тех пор, пока не настанет более подходящее время.

Белиньи лишь презрительно хмыкнул.

— Прежде наш союз строился на доверии. Я думал, что так будет всегда, но, кажется, я поторопился с подобными мыслями. Вы начинаете злоупотреблять моим расположением к вам…

— А вы начинаете забываться, герцог… — враждебно сказал Селем. Какая-то странная, жуткая искра мелькнула в его глазах, и Белиньи на мгновение пожалел о своих необдуманных словах.

— Я, верно, не в себе — примирительно заметил герцог, — моя крайняя подозрительность в последнее время служит мне плохую службу.

— Не стану винить вас, — сухо ответил тёмный, — однако же, давайте двигаться дальше. Нам не пристало задерживаться. Нападать нужно быстро: велик шанс, что мы застанем врага врасплох, — тёмный вскочил в седло и плеснул вожжами. Его конь затанцевал на месте, — вы согласны со мной, господин герцог?

— Более чем, — солгал Белиньи.

Меньше чем через час армия переправилась через Бевельфлоу и, не останавливаясь на привал, двинулась в сторону Ротбурга.

Бряцая оружием, войско шло через помертвевшие поля, по разъезженным, разбитым дорогам, изредка окунаясь в голые чащи, засыпанные глубоким снегом.

Когда утренний сумрак рассеялся, багровые знамена уже плескались в самом сердце графства, и когда на землю, осветившись тусклыми редкими звездами, упала тихая облачная ночь, армия Белиньи и Селема вышла к белым, источенным ветром скалам, подножия которых лизали холодные, льдистые воды Бевельфлоу, вернувшейся с севера. С глухим звоном и плеском вода ударялась о камни, играя и бурля меж острых валунов. В глубинах реки, кружась, то всплывали, то пропадали вновь острые куски прозрачного льда.

Вдали, поднятый над отвесными скалами, чернел силуэт громадного замка, и у его подножия россыпью мерцали редкие огоньки.

Селем и Белиньи стояли на вершине занесённого снегом холма и смотрели на засыпающий город.

— Наше появление станет полной неожиданностью для них… нападать лучше прямо сейчас — прошептал Селем, хрустя пальцами, — к утру весь город будет знать, что мы здесь. Мы потеряем много людей.

Белиньи искоса взглянул на него, но на этот раз решил промолчать. Бросать в атаку войско, весь день бывшее на марше, казалось ему проявлением крайнего безрассудства или крайнего эгоизма.

В безрассудство своего компаньона он не верил, оставался эгоизм. Тёмный явно планировал что-то за его спиной, и это очень беспокоило мнительного и осторожного герцога.

Из-за мохнатых облаков, налитая холодным блеском, выплыла бледная, ущербная луна.

«Через несколько дней полнолуние!» — вдруг вспомнил Белиньи: «Селем хочет получить сердце в ближайшее время, чтобы провести очередной обряд».

По лицу герцога скользнула и тут же исчезла, затаившись на тонких губах, неприятная, злая улыбка. Белиньи снова осторожно взглянул на своего компаньона: тёмный сидел в седле неподвижный, как статуя, и отрешенным, немигающим взглядом смотрел на ночной город.

«Если он получит сердце сейчас, ему придется уехать в Вермен, для того, чтобы присоединить камень к порталу,» — размышлял герцог: «Он будет отсутствовать около двух недель, может, чуть меньше… А если… Если мне удастся подговорить солдат к мятежу, то когда он вернется вновь, я пинком вышвырну его из своих владений, разрушу этот чёртов портал, и никто, никто больше не будет лезть в мои планы…» — думал он со все нарастающим злорадством — «Его золото мне больше не нужно: у меня его столько, что я могу купить весь мир… Но вот власть свою я не стану делить ни с кем…»

— Быть может, в ваших словах и есть резон, — произнес Белиньи, и медленно поднял в воздух руку в бронированной перчатке. Он слышал, как шум за его спиной начал постепенно смолкать. Войско замерло, ожидая приказа.

— Вы всё же решили пойти мне навстречу, мой друг… — негромко прошелестел Селем, — мне чрезвычайно льстит сей факт…

— Это лишь благодарность за то, что вы для меня сделали, — Герцог с трудом подавил злорадную усмешку. Обратясь к войнам, выстроившимся за холмом, он поднял коня на дыбы и крикнул.

— Войско, на приступ!

Его стальная перчатка с вычурным вензелем сверкнула в лунном свете, над замершими шеренгами захрипел рог, и армия, обтекая холм, медленно двинулась к уснувшему замку.

Кое в чем Селем