Подпечье – не место для подобной вещи. Если только не хочешь ее спрятать.

Матвей просунул руку и вытащил ее. Шкатулка была тяжелой, но при тряске в ней ничего не звенело. Значит, разжиться сокровищами не удастся, мысленно усмехнулся он. Если это шкатулка, которую он ищет, то драгоценностей ему бабушка не оставила. Проверить, действительно ли это та шкатулка, Матвей не успел: на улице послышался звук мотора, зашуршали по сухим листьям шины. Матвей быстро поднялся, огляделся в поисках рюкзака. Шкатулку он решил спрятать. Если вернуть обратно, кто знает, представится ли случай еще раз добраться до нее. К тому моменту, как открылась входная дверь, Матвей уже как ни в чем не бывало сидел за столом и пил чай с бутербродами.

Степа вернулся не один: с ним прибыл гость, которого они ждали. Им оказался долговязый молодой человек в очках с толстыми стеклами, взъерошенный, будто разбуженный воробей, но при этом настолько мертвенно-бледный, что было непонятно, в чем держится душа. Казалось, секунда отделяет его от того, чтобы хлопнуться в обморок. А хлопнувшись – уже никогда не подняться. Рядом с мощным, дышащим жизнью и силой Степаном, новенький смотрелся и вовсе как оживший труп.

– Приехал наконец! – объявил с порога Степа. – Знакомься, это Андрей. А это Матвей.

Матвей поднялся, протянул руку новоприбывшему. Рукопожатие у того оказалось слабое, а ладонь – влажная и холодная. Матвею подумалось, что он только недавно отошел от тяжелой болезни, потому и не приехал вместе с остальными. Или, быть может, еще не отошел до конца, уж очень мертвенный у него был вид.

Степа принес из машины продукты, быстро накрыл на стол, налил Андрею большую чашку чая, поставил перед ним домашний сыр и хлеб, а сам махнул Матвею, давая знак, что хочет поговорить на улице.

– Странный он какой-то, – признался Степа, когда Матвей следом за ним вышел на крыльцо. – Бледный, будто помрет вот-вот, и молчаливый. За всю дорогу еле-еле я из него два слова вытянул.

– Ну, то, что молчаливый, не так и странно, люди разные. А вот про болезненный вид я с тобой соглашусь, – кивнул Матвей. – Он, я так понимаю, третий жених?

– Пусть уж тогда Лике достается! – буркнул Степа, и Матвей понял, что все уколы рыжей бестии цели все-таки достигали. – А ты тут как один? Справился?

– Справился. Прогулялся немного, видел, баня у тебя тут есть. Может, его туда отправить?

Степа согласился. Немного времени у них еще было. Матвей остался бы на ночь, но Степа утверждал, что вернуться в деревню необходимо сегодня. Однако даже горячая вода и обжигающий пар не сделали Андрея здоровее, не добавили красок его синюшному лицу.

Вещей с собой у новенького практически не было, один лишь маленький рюкзак. Матвею же жгла спину шкатулка, похороненная под ворохом одежды на тот случай, если придется открывать рюкзак при посторонних. Ему не терпелось заглянуть внутрь, посмотреть, что там, почему бабушка столько лет хранила от нее ключик, да и от нее ли, но возможности так и не представилось. Поэтому он взял ее с собой, надеясь, что сможет открыть в деревне.

Дорога выдалась трудной. Андрей шел, едва переставляя ноги, путаясь в зарослях мха и мелких кустарников, несколько раз даже падал, а упав, не мог сам подняться. Степе и Матвею приходилось поднимать его, отряхивать. Был лишь один плюс: на его фоне Матвей чувствовал себя таким крепким, что даже вывихнутая лодыжка перестала болеть.

– Слушай, ты здоров вообще? – не выдержал один раз Матвей. – Выглядишь так, что краше в гроб кладут.

Андрей отрицательно качнул головой.

– Я всегда таким был, – слабо произнес он. – А последние несколько лет и вовсе сил нет ни на что. Меня братья даже работой сильно не нагружают, в огороде в основном копаюсь, и все равно по утрам не могу подняться.

– Братья? – удивленно переспросил Матвей. Ему показалось, что речь идет не о родственниках.

Андрей кивнул.

– Я при монастыре живу. С одиннадцати лет.

– Этого еще не хватало, – проворчал Степа, но продолжать мысль не стал.

Он нашел толстую, почти ровную палку, и вручил ее Андрею в качестве трости. Опираясь на нее, тот действительно пошел чуть увереннее. Не быстрее, конечно, но, по крайней мере, уже не падал.

Останавливаться поесть черники в этот раз не стали, хотя она так и манила темной синевой среди мелких листиков. Но без девчонок трем взрослым мужчинам есть чернику в лесу казалось странным, будто взрослые дядьки в кафе-мороженое заглянули. Сильно не блуждали, но и ровной дорога не казалась. Степа шел уверенно, редко останавливался и менял направление.

– Путать он меня вздумал! – бормотал он в такие моменты. – Да я тут вырос, каждое дерево знаю не хуже тебя!

Солнце поднялось высоко, жаркие лучи пробивались даже сквозь густую крону, слепили глаза и вызывали сонливость. Лечь бы сейчас на мягкий мох, вздремнуть полчаса. Вот хотя бы под тем молодым деревцем, в тени…

Матвей замер, разглядев впереди, за густыми кустами, большую фигуру. Шикнул Степану, указал кивком в нужном направлении. Тот тоже разглядел ее, придержал за рукав Андрея. Что-то большое, черное шевелилось в кустах, и никто из них не знал, что им сулит такая встреча. Неужели кто-то из мертвяков рискнул выйти днем? Или нечто, похуже нави?

Мирра

Ночью никто не спал, хоть они и понимали, что нужно набраться сил перед трудной дорогой. С вечера собрали рюкзаки, взяли лишь самое необходимое. Мирре пришлось оставить ноутбук, все равно ничего особенно важного, что она не загрузила бы в «облако», в нем не было. А писать статью про свадьбу она уже не собиралась. Лика со слезами на глазах положила на полку фотоаппарат и несколько объективов. Весили они немало, тащить с собой было накладно. По тому, как рыжая поглаживала черную тушку, Мирра поняла, что больших денег в этой глуши она не зарабатывает, и фотоаппарат дорого ей обошелся, едва ли купит такой в ближайшее время. И эта нежность, с которой Лика прощалась с фотоаппаратом, тронула Мирру, заставила по-другому посмотреть на рыжую язву. Только сейчас она подумала, что у Лики, должно быть, нелегкая жизнь, которая и научила ее щетиниться, все воспринимать в штыки, выстраивать вокруг себя защиту из язвительности и хамства. Как Мирра скрывается за физической болью, так Лика скрывается за скверным характером.

Полина тоже оставила и наряды, и микрофон. С собой взяли лишь запас провизии и теплые вещи на тот случай, если придется заночевать в лесу. Осталась последняя ночь Мертвой недели, быть может, с угощением для навий они смогут ее пережить. Старуха ведь говорила Полине, что в новолуние мертвяки ничего не видят.

Уходили рано, едва только призрачные фигуры направились в сторону кладбища, подгоняемые в спину первыми солнечными лучами. Ни в одном доме еще не горел свет, не шел из труб легкий дымок. Все спали, в том числе и баба Глаша. Никто не заметил трех беглянок.

До леса добирались чужими огородами, молясь только о том, чтобы не залаяла сонная собака. Но выходить на дорогу, идущую мимо дома старухи, не рискнули. Добрались без приключений, и только скрывшись среди высоких деревьев, немного выдохнули. Идти по незнакомому лесу было страшно, но еще страшнее казалось оставаться в деревне, когда там объявился черный человек. Мирра готова была мириться с обступающими ее со всех сторон деревьями, только бы не встретиться с ним.