– Понюхай.

Якобина взяла цветок, недоверчиво понюхала и с возгласом блаженства вдохнула запах полной грудью. Аромат был глубокий, полный, но не такой навязчивый, как у плюмерии; он был чувственный, свежий и слегка напоминал ваниль. Ей показалось, что она встречала его в настойках Энды.

– Кананга душистая, – пояснил Ян. – Или иланг-иланг, что в переводе значит «цветок цветков».

Якобина кивнула, хотя все еще не понимала, что он хотел этим сказать.

Ян уперся рукой в гладкий ствол кананги.

– Это ты, Якобина. Такая же стройная и высокая. Эти листья, цветы, аромат – все это ты.

Цветок цветков. В лице Якобины что-то дрогнуло, когда она разглядывала цветок, мягкий на ощупь и все-таки совсем не хрупкий. Другой рукой она сжимала в кулаке мускатный орешек и боролась с навернувшимися на глаза слезами.

Ян подошел к ней, взял в ладони ее лицо и повернул к себе.

– Как многообразна природа, так велико и многообразие людей, созданных Господом. Плюмерии и гибискус сразу бросаются в глаза. Но кананга не становится от этого менее прекрасной. Для меня ты прекрасна, Якобина. – На его лице промелькнула легкая усмешка. – А со вчерашнего дня, пожалуй, чуточку прекрасней.

Кровь прихлынула к лицу Якобины. Она хотела высвободиться из его рук, но он не отпускал ее…

…В «Бельвю» имелась не только купальня, но даже крытый плавательный бассейн, питавшийся от источника. Ян прыгнул в него, одетый лишь в пижамные штаны; все его призывы присоединиться Якобина категорически отклонила, хотя в воде плавала пожилая дама в саронге и кебайе. Вместо этого Якобина удовольствовалась тем, что подняла полы саронга почти до коленей – они лишь прикрывали рюши на ее панталонах – и болтала ногами в воде. Ян подплывал к ней, дразнил, даже бросил в нее пригоршню воды. В какой-то момент Якобина зазевалась, и Ян схватил ее за руку и стащил в воду. Испуганная и сердитая, она вынырнула, но потом расхохоталась вместе с Яном. Когда же Ян обнял ее и поцеловал, по шутливому возгласу пожилой дамы она поняла, что в Бейтензорге в этом не видят ничего неприличного, и успокоилась.

Лишь удалившись в свой номер, чтобы переодеться, она увидела в зеркале, что кебайя и сорочка прилипли к ее коже и сделались почти прозрачными, сквозь них стали видны ее маленькие груди с острыми сосками. А промокший саронг подчеркнул ее мальчишеские бедра и маленькие, не слишком женственные ягодицы. Стыд и ужас!

– Ничего плохого тут нет, – уговаривал ее Ян. – Господь создал нас мужчинами и женщинами и наделил нас плотским влечением. Не только для рождения детей. Но и в качестве хвалебной песни его творению. – Он снова обнял ее за талию и не отпускал. – Ты хотела знать, что прошептал мне вчера маленький Чен, – промурлыкал он ей на ухо. Когда она кивнула, он продолжил: – Он подумал, что ты госпожа учительница, и спросил меня об этом. А я ему ответил, что, возможно, ты станешь ею. Если захочешь.

Сердце Якобины билось уже где-то возле самого горла. Ян разжал руки и посмотрел на нее.

– Глава нашей здешней миссии уже некоторое время жалуется на здоровье и думает через пару лет вернуться в Нидерланды. Он предложил меня в качестве своего преемника, и три недели назад из Гааги пришло письменное одобрение. У меня будет намного больше работы и ответственности, но и зарабатывать я буду существенно больше. И я, – он погладил ее по плечам и рукам, – я хотел тебя спросить, не хочешь ли ты переехать сюда, в Бейтензорг. И стать моей женой.

Якобина лишь недоверчиво глядела на него, а сердце сжималось от счастья.

– Может, тебе понравится работа учительницы, – продолжал он. – И вообще, тут много дел. Часто местные женщины смущаются, когда их приходит лечить белый мужчина. Лучше, если бы это была женщина. Я знаю, что у тебя это получится хорошо. Если ты станешь моей женой, у тебя появится свой участок работы, какой ты выберешь. – Он нежно погладил ямочку на ее подбородке. – Я знаю твое мнение о браке, но теперь и ты знаешь, что я об этом думаю. Я не могу представить себе ничего прекраснее, чем жизнь рядом с тобой.

Якобина сглотнула комок в горле и посмотрела на дерево кананга. Когда-то она дала себе слово, что не выйдет замуж, потому что брак в ее глазах всегда был сродни тюрьме, где не оставалось никаких прав, одни лишь обязанности. Или сродни сделке, при которой ее деньги, тело и жизнь отдавались в обмен на еще большие деньги и статус почтенной супруги, гораздо более высокий, чем статус старой девы.

Но вот теперь рядом с ней Ян, и она чувствует себя с ним легко и свободно. Он принимает ее такую, как она есть, и обещает не только брак, но и полезную деятельность. Став его женой, она сможет делать что-то значимое сама, своими силами; возможно, сможет сделать что-то хорошее здесь, на Яве, на деньги, которые полагаются ей в качестве приданого.

Она представила себе красивый дом, каких много здесь, в Бейтензорге, с верандой, на которой она будет вечерами сидеть рядом с Яном; она с книгой в руке, и он тоже. Иногда они будут отрывать глаза от книжных страниц и улыбаться друг другу, обсуждать прочитанное. А еще тут она будет близко от Флортье …То, что предложил Ян, обещало хорошую жизнь. Лучше всего, на что она могла рассчитывать.

– Мне хочется, чтобы у нас с тобой была семья, – услышала она его шепот. – Пожалуйста, не смейся, но, когда я вижу тебя с Йеруном и Идой, я представляю себе, что это наши дети.

В ней тут же зашевелилась совесть. Совсем недавно, на Рождество, она заверяла госпожу де Йонг, что не думает о замужестве и будет жить в ее доме. Правда, Йерун пойдет на будущий год в школу, но Иде до нее еще два года. С другой стороны, через год-другой, возможно, из Нидерландов приедет в поисках счастья другая молодая женщина, стремящаяся к свободе и независимости. Как приехала Якобина.

В ней зазвучал искрящийся, неуемный детский смех, наполнявший ее дни. Замужество и дети были неразрывно связаны. Она подумала о майоре и Мелати, о звуках, доносившихся иногда по ночам через коридор из спальни супругов де Йонг; она догадывалась, что они означали страсть.

Уголком глаза она покосилась на Яна. Как делала это вчера, когда сидела на краю бассейна и когда плескалась с ним в воде. Все в нем было длинным и стройным – ноги и загорелые до локтя руки. Его торс с капельками воды был по-юношески узким, светлым и гладким, лишь на груди виднелся легкий пушок. И, как она себя ни упрекала, ее глаза часто задерживались на его крепких ягодицах, к которым прилипла тонкая ткань штанов, и к выпуклости спереди, там, где она почувствовала бедром что-то твердое, когда он обнимал ее в воде. В поцелуях Яна было много нежности, от них в ее животе разливалась сладость, и тогда ей хотелось чего-то еще. Конечно, он никогда не станет требовать от нее того, чего она не хочет, и никогда не сделает ей больно. Возможно, она даже найдет в этом какое-то удовольствие.

– Я подумал, – снова тихо заговорил Ян, – что спрошу тебя сейчас. Чтобы ты могла все спокойно обдумать. Пока еще там ван дер Линден смотает удочки, и я заступлю на его место. Мы будем переписываться, я стану приезжать почаще в Батавию, а ты в Бейтензорг. Чтобы мы еще лучше узнали друг друга. Что скажешь, Якобина, – ты хочешь спокойно обдумать мое предложение?