другом. Поговаривали, что в этом колодце утонула любимая внучка графа. В непоправимом горе он велел засыпать злосчастный колодец и навсегда съехал из неприветливых мест. Так что сельчанами колодец воспринимался не иначе как погост. Оттого заросло оно бурьяном, как всегда происходит на заброшенном кладбище. Лишний раз сюда не заглядывают.

Свояк с подельниками чувствовали себя подле колодца весьма спокойно, зная, что их одиночество не нарушат.

Разложили на земле шинели, прилегли и, думая каждый о своем, просто дымили в небо, в округлые туманные своды, сотканные из голубого ситца.

А хорошо-то как!

Шорох в кустах услышали все трое. Повернувшись, Свояк увидел, как, отогнув ветки, к ним направляется Свирид с крепким и высоким мужчиной лет под сорок, со слегка ссутулившимися плечами, одетым в гражданскую одежду, вот только на голове у него была летная советская фуражка, где вместо звезды был трезубец. На его спокойном, почти равнодушном и красивом лице не дрогнул ни один мускул. Человек прекрасно умел владеть собой, осознавал собственную силу. Его показное равнодушие можно было бы принять за добродушие, если бы не крепко стиснутые губы, отчего они выглядели почти безжизненными. Охотно верилось, что этот человек улыбается мало, а уж если разлепляет губы, так только для того, чтобы отдать приказ. Идейный, мотивированный, способный принимать жесткие решения. Для своих он был надежным товарищем, для недругов – карателем.

– Это наш атаман, – показал Свирид взглядом на мужчину.

– Заждались? – неожиданно улыбнулся подошедший, остановившись в нескольких шагах.

Оказывается, он способен быть и таким: при желании может расположить самого предубежденного. Перед ними был человек непростой – один в трех лицах. С таким следует держаться предельно осторожно. Неволя, особенно если долго пребывал в ней, обостряет все чувства до предела, и сейчас от дружеской физиономии бандеровца так и потянуло могильным холодком.

Глядя на подошедшего атамана, нечто похожее испытывали и подельники. Лицо Жигана, преисполненное доброжелательности, в действительности было обманчивым – в его темно-серых глазах глубоко запряталась недоверчивость.

Обезоруживающая молодость отобразила на лице у Чиграша всамделишный интерес. Его не спрячешь ни за какой маской. А следовало бы… Жизненный опыт – штука индивидуальная, тут не подскажешь и не одолжишь, каждый собирает его по-своему, исходя из собственного характера. Предстоит немало набить шишек на буераках судьбы, прежде чем научишься прятать эмоциональное состояние.

– Есть немного, – равнодушно произнес Свояк, поглядывая на чужаков.

Свирид, как это бывает только с искренними людьми, улыбнулся. Весь на виду, прозрачный, как родниковая вода. От такого подвоха ждать не приходится.

– Пивинь сказал, что у тебя ко мне есть какое-то серьезное дело, – посмотрел атаман на Свояка, безошибочно угадав в нем старшего. – Можно обсудить.

– Волынку тянуть не хочу. Сразу говорю по делу: помощь твоя нужна. Втроем нам не справиться. Военный продовольственный склад хотим ограбить.

– В чем твой интерес?

– Хорошие деньги хочу поднять. Если все это продать, то нам на три жизни хватит.

Атаман присел на придорожный камень и заговорил:

– Мы разве куда-то торопимся? Прежде чем за серьезное дело браться, хотелось бы узнать, кто ты.

Свояк хмуро посмотрел на подошедшего.

– Может, мне тебе еще и ксиву какую-то предъявить?

– Обойдемся без документов… Но я никогда не играю вслепую. Мне нужно знать о людях, которые будут рядом со мной. А если более откровенно… Я должен быть уверен, что мне никто не всадит нож между лопаток.

– Ты следак, что ли, чтобы расспрашивать? Я красноперым о себе ни гу-гу не сказал, так ты думаешь, что я перед тобой исповедоваться стану?

– Докажи, что ты не засланный, – спокойно произнес куренной атаман.

Свояк сунул руку в карман.

– Ты меня ссученным назвал?

Атаман даже не вздрогнул, показав редкое хладнокровие.

– Не вынимай руку из кармана. Если жить хочешь… Посмотри направо. – Свояк глянул. Из-за кустов вышли четверо бандеровцев, одетых в обычную гражданскую одежду и в офицерских немецких сапогах, в руках у каждого по немецкому автомату. – А теперь глянь налево. – Повернувшись, Свояк увидел, как из-за деревьев вышли еще три человека, не отличимые от крестьян, каковых они встречали в каждом селе. Вот только в руках у них было стрелковое оружие: двое с карабинами, а третий держал «парабеллум». – Убедил? Мне только сигнал подать… Если бы я захотел, так вас бы уже давно пристрелили. А теперь можешь вынуть руку из кармана, только без резких движений. А то и в самом деле выстрелишь ненароком… Вот теперь поговорим о делах.

– Как-то нервно началась встреча, – согласился Свояк. – Не должно так быть. Что ты хочешь узнать?

– Как тебя звать?

– Можешь называть меня Глебом… Погоняло мое Свояк.

– Как вы сюда попали?

– Если вкратце… Сначала парились в Тагильской кичи. Кум предложил искупить вину и пойти на фронт. Отказываться не стали, рассчитывали, что как только представиться возможность, так сразу срулим… Хотели сделать ноги еще по дороге на фронт, но не получилось, охрана была серьезная. Когда прибыли по месту дислокации, нас определили в штрафную роту. И перед самой отправкой на передовую нам удалось сделать ноги. Под Станиславом напоролись на комендантский патруль. Дергаться было бесполезно. Нас закрыли. Терять нам было нечего, при любом раскладе вышка. Удалось сбежать… А дальше ты уже сам все знаешь от своего человека, – кивнул Свояк на стоявшего поблизости Свирида. – Ну а потом по окрестностям промышляли, да больно район тут бедноватый, особенно не пожируешь. Решили перебраться в Россию, где места похлебосольнее. А тут вдруг дело хорошее наметилось: склад с продовольствием. Чего же упускать такой фарт, когда он сам к тебе в руки прет! Втроем нам с охраной не сладить, решили тебя в долю взять… Если ты, конечно, согласен.

– Складно у тебя все получается… Взяли всех на мушку, – приказал атаман. – Если кто-то из них дернется – стрелять! Мы за вами давно наблюдаем, с тех самых пор, как вы пришли в Кривичи. Нам известно о каждом вашем шаге. Знаем, на каком хуторе вы сейчас живете… Знаете, кому он принадлежит?

– А там не написано. Видим, что хата пустая, вот и заскочили.

– На этом хуторе жил славный человек Остап Куценко, украинский националист. В тридцать девятом его арестовали чекисты. Где он сейчас, неведомо, а вот семью его сослали в Сибирь. Крепким хозяином был! Его родня хотела вас на вилы посадить, да я им не позволил, сказал: «Пускай поживут, а там видно будет». – Атаман Балакун расстегнул ярко-желтую офицерскую кобуру из хорошей выделанной свиной кожи и вытащил из нее холеный «вальтер». – А теперь слушай меня внимательно, гость мой дорогой, твоя жизнь будет зависеть от того, насколько ты со мной будешь искренен. Если ответишь