У нас работают сто эвакуированных предприятий, и почти все они имеют союзное значение. Тут и авиационный завод, подшипниковый, нефтеперерабатывающий комбинат… И вот в сорок втором году, как раз когда у нас в управлении работал Игнатьев, было дано указание увеличить выпуск подшипников в два раза… Это ведь непросто привезти побольше станков и сказать: «Работайте, товарищи!» Нужно было подобрать высококвалифицированные кадры, кого-то выучить, иных переобучить. Следовало подобрать для работы подходящее помещение, построить бараки, где могли бы разместиться рабочие… Кроме сопутствующих задач мы должны были осуществить оперативное прикрытие, чтобы никто даже подумать не мог, что мы наращиваем производственные мощности шарикоподшипников и где находятся эти самые подшипниковые цеха. Предстояло усилить меры безопасности, ввести более строгую пропускную систему, в прилегающих районах установить дополнительные пропускные пункты… Много там чего набиралось… Сам понимаешь, что такое подшипники, без них ни машина не поедет, ни танк свою башню не повернет. И вот на следующий день после получения распоряжения из Москвы произошел налет немецкой авиации на подшипниковый завод… Конечно, неполадки были устранены в кратчайшие часы, провели серьезные маскировочные мероприятия. Но вопросы остались, каким образом немцам удалось узнать, где находятся цеха. Не могло быть и речи, что это совпадение. Под подозрение попали двое: капитан Каюмов, боевой офицер, воевавший еще в Финскую, и майор Игнатьев. Проверку проводили скрытно, об этом в управлении практически никто не знал. Но неожиданно Каюмов застрелился в своей квартире и оставил записку, что встал на путь предательства. Очень раскаивается, просит у всех прощение и не видит для себя иного выхода, как пустить пулю в лоб… Записку никому показывать не стали, чтобы не выносить сор из избы. Семья тоже не должна расплачиваться за его предательство, чего же ее наказывать… У него трое малолетних детей осталось, не помирать же им с голоду. Начислили им пенсию, все, как полагается… Расследовали это дело, пришли к заключению, что все-таки это его личное решение. Но хочу сказать тебе откровенно, у меня по этому поводу были большие сомнения.

– И на чем основаны.

– Я встречался с Каюмовым за несколько часов до его смерти. Он был сосредоточен на работе, очень деловой, энергичный. Ну не ведут себя так самоубийцы… А потом там еще были некоторые моменты, которые заставили меня засомневаться. Но вопрос был закрыт, многих такая ситуация устраивала. А Игнатьев, которого я подозревал больше, чем Каюмова, вскоре перевелся в Куйбышев. Вот такой тебе мой расклад. Сам делай из этого вывод.

– Спасибо, Никита Федорович, ты мне очень помог.

Полковник Михайлов положил трубку и вновь взял дело майора Игнатьева. Вновь внимательно принялся перечитывать его биографию. В ней присутствовал один серьезный пробел. Неизвестно, где он находился начиная с октября до конца января. Имелась лишь отметка, что служил в частях пятьдесят первой отдельной армии. Но в ноябре она была эвакуирована на Кубань и с конца декабря включена в Закавказский фронт. В личном деле майора Игнатьева об этом не было сказано ни слова.

А что, если предположить немыслимое: в начале октября сорок первого майор Игнатьев попал к немцам в плен, был завербован немецкой разведкой и прошел обучение в диверсионной школе. А дальше, как подготовленного агента, его внедрили в группу окруженцев, с которой он вышел к частям Красной армии.

Если такая версия верна, то остается только предположить, в какой именно из разведывательно-диверсионных школ абвера он проходил обучение. В сорок первом году их было не так уж и много. Одна из таких школ, организованных в октябре, размещалась неподалеку от Варшавы в местечке Сулеювек на бывшей даче Пилсудского. Подавляющее число обучаемых поступали в варшавскую школу из лагерей, расположенных на территории Украины. На тот период в ней подготавливали разведчиков ближнего тыла и радистов. Особое место в разведшколе занимала идеологическая подготовка и психологическая обработка курсанта. Срок обучения в среднем составлял как раз около трех месяцев. Предполагалось, что этого времени будет вполне достаточно, чтобы провести психологическую обработку курсанта и настроить его антисоветски.

Закрыв папку, полковник Михайлов с минуту еще размышлял, а потом уверенно поднял трубку высокочастотной связи. Услышав щелчок, твердо произнес:

– Говорит полковник Михайлов, начальник управления контрразведки Станиславской области. Соедините меня с заместителем начальника Главного управления генералом-лейтенантом Селивановским.

– Ждите, – ответил мягкий женский голос.

Через несколько минут трубка заговорила мягкими интонациями Селивановского.

– Слушаю вас, Алексей Никифорович.

– У меня есть серьезные основания полагать, что в управлении Станиславской области находится немецкий агент.

– Вот как? Неожиданно… И кто это? – несколько удивленно спросил генерал-лейтенант Селивановский.

– Это мой заместитель по оперативной работе майор Игнатьев.

– Обвинение весьма серьезное. На чем основаны ваши подозрения?

Интеллигентный, тактичный, Селивановский даже внешне напоминал профессора. В действительности он был один из опытнейших контрразведчиков, проработавший в системе едва ли не сначала ее становления.

– Из управления систематически идет утечка секретнейшей информации. Все эти утечки так или иначе связаны с майором Игнатьевым. А сегодня я получил веские доказательства его предательства: он предупредил украинского националиста о возможном аресте.

– Хм… Я ведь даже с ним немного знаком. Он мне показался весьма дельным. Значит, это не может быть ошибкой?

– Информацию об аресте бандеровца знал только он. И был узнан одним из оперативников, когда подошел к его дому, чтобы предупредить о провале.

– Как же мы его так проворонили? – в голосе Николая Николаевича послышалась откровенна досада. – А ведь мы назначили его заместителем начальника управления… Да-а, это большая оплошность с нашей стороны.

– Я провел небольшое расследование… Игнатьев служил в пятьдесят первой отдельной армии в Одессе. Участвовал в обороне города. В октябре армия была переброшена в Крым, чтобы не дать возможность немцам пройти с суши. Предполагаю, что где-то в октябре Игнатьев попал в окружение, был взят немцами в плен. Дал согласие на сотрудничество, прошел обучение в Варшавской разведшколе абвера, а после ее окончания был переброшен на советскую территорию.

– Так… Не будем рубить сплеча. Нами арестованы несколько немецких агентов, обучавшихся в Варшавской разведшколе именно в этот период. Они осуждены и сейчас отбывают наказание во Владимирском централе. Один из них сержант Красной армии Григорий Скворцов. Вам нужно срочно выехать во Владимир и предоставить ему фотографию майора Игнатьева на опознание. Когда сможете вылететь?

– Через час я буду на аэродроме.

– Я распоряжусь, чтобы вас встретили на аэродроме во Владимире должным образом и подготовили арестованного для беседы. Со своей стороны, я еще перепроверю вашу информацию по своим каналам. Удачной вам дороги.

Ответить полковник Михайлов не успел, в трубку ударили громкие назойливые гудки высокочастотной связи. Положив аккуратно трубку, Михайлов взял из альбома для опознания фотографию майора Игнатьева, а