Рябинин сошел на обочину, пропуская ободранный запыленный автобус. Но автобус остановился, дверь растворилась, и сиплый голос водителя позвал:

– Садись, подвезу.

Рябинин сел, автобус покатил. Водитель с сиплым голосом оказался женщиной в старом офицерском кителе, с курчавыми негритянскими волосами, запорошенными сединой. Автобус был полон женщин, стариков и детей. Проход был завален кулями. Сумки и мешки стояли на коленях. Даже маленькие дети держали кульки. И у всех было одинаковое мучительное выражение глаз, которые старались что-то углядеть впереди. И все они, женщины, старики и дети, казались сутулыми, словно в спину им дул ветер. Тот же ветер гнал и Рябинина. И он был беженец, погорелец.

Он сел на приступку возле водителя. Женщина в кителе крутила баранку. Лицо ее было желтоватым, словно она болела желтухой. Волосы были полны мелкой седины, будто собрали в себя летучую пыль. Ветер степи осыпал волосы пылью разрушенных городов.

Рябинин дремал под вой двигателя, который, казалось, своим металлическим голосом напевал: «Я возвращаю вам портрет, я о любви вас не молю».

Очнулся от остановки автобуса. Женщина в кителе сказала:

– Тебе лучше сойти, парень. Там дальше блокпост. Снимут тебя и добьют.

– Куда мне идти?

– А это куда ты хочешь. Там Россия. – Она указала вперед. – Там Луганск, Мариуполь. – Она махнула назад. – Там Донецк, Макеевка, Горловка. – Она кивнула куда-то вбок. – Прямо по дороге тебе нельзя. Иди в обход. Повезет, дня через три дойдешь.

– Спасибо, – сказал Рябинин и покинул автобус. Возница с желтоватым лицом и пыльной купой волос повлекла своих пассажиров дальше.

Он уходил от дороги в сторону соседних холмов. Солнце село, но вершина ближнего холма оставалась освещенной. Он поднимался по склону, а золотая шапка от него удалялась, словно манила.

Он поднялся на холм, когда вершина погасла. Заря была огромной, как застывший пламенный вихрь. Внизу, в тенистой долине, сияло озеро. Оно было круглое, бирюзовое, как грудь дышащего голубя.

Рябинин восхитился волшебным сиянием, безлюдной красотой, темными копнами сена на берегах. Озеро вливалось в его измученную душу, наполняло дивной чистотой.

Он вдруг подумал, не для того ли явился в эти края, участвовал в жестокой схватке, уцелел среди боев и казней, чтобы найти это дивное озеро. Смотреть с обожанием на его синеву, на божественную красоту, непорочную чистоту.

Он спустился с холма и приблизился к озеру, вдыхая запах воды, сырой земли и холодной травы. Утки поднялись, с шумом вспенили воду и унеслись, оставляя на озере медленные круги.

Рябинин разделся, сбросив на траву измызганную одежду. Стоял голый, чувствуя стопами холод травы, а животом и грудью чуть слышные дуновенья, веющие из озера.

Вошел в воду, погружаясь в мягкий ил, из которого поднимались серебряные пузыри. Он чувствовал ногами их веселящие прикосновения. Вздохнул, кинулся в глубину, испытав счастливый испуг. Плыл под водой, загребая руками, чувствуя животом пробегавшие холодные струйки. Выскользнул на поверхность, счастливо и шумно, видя вокруг голубоватый свет, таинственный блеск. Поплыл то на груди, то перевертываясь на спину. Озеро омывало его, ласкало и нежило. Оно смывало пот и гарь, следы слез и крови. Все его рубцы, царапины, темные синяки заживали. Его утомленная плоть и ожесточенная душа молодели и просветлялись. Озеро его к чему-то готовило, о чем-то тихо шептало и нежно звенело. Он верил озеру, любил его, отдавал себя его светлой и благой воле.

Плыл вдоль темной стены камышей и увидел цветок белой лилии, ее сочные лепестки, золотую сердцевину. Драгоценная звезда качалась на воде у самых глаз, источала тончайшую свежесть, прелесть упоительной женственности. Он поцеловал цветок, который был послан ему в преддверии волшебного откровения.

Вышел на берег, взволнованный, просветленный, как из купели.

Было почти темно. Он выбрал копну сена, ту, что поближе к воде. Лег, утонул в глубине копны, окруженный вянущими стеблями, пьянящими запахами. Глядел на озеро. Над водой струился туман. Пролетели утки и, крякая, сели в близких камышах.

На душе Рябинина было светло. Возникло предчувствие волшебного, долгожданного, к чему стремился многие годы, мечтал, странствовал по городам и весям, попал на эту войну, избегнул смерти. Все для того, чтобы оказаться у этого сказочного озера, в этом обетованном краю, где поджидало его чудесное озарение.

Он дремал. Видел в полусне туман, летящий над озером. Из этого тумана, как сновидение, возникала женщина. Стояла на водах, прозрачная, статная, возносясь головой к мерцающим небесам, утопая босыми стопами в тумане. Рябинин никогда прежде не видел ее лица, но оно было знакомо и обожаемо. В этом лице было столько красоты, благородной силы, материнской нежности, что Рябинин почувствовал, как по щекам текут слезы. В мире, где он жил, присутствовала женственность, милосердие, чудесное избавление от смерти. Эта женщина, восхитительная и родная, сопутствовала ему на войне, уберегала от лютой смерти. Станет сопутствовать всю остальную жизнь, не позволяя ему творить зло, отводя от него сокрушительные напасти.

Рябинин смотрел на ее туманное платье, прекрасное лицо, высокую белую шею, на которой красовалось ожерелье из темного граната. Испытывал к ней благоговение.

Проснулся, отпуская от себя чудесный сон. Озеро в ночи чуть светилось. Слышалась далекая канонада. Над холмами слабо колыхалось зарево. Там, где оно колыхалось, шел ночной бой, снаряды и бомбы падали на город, и он начинал гореть.

Рябинин вскочил из копны. Война, от которой он уходил, снова его настигала. Он заторопился, покидая озеро. Поднялся на холм. Зарево разгоралось, из белого становилось желтым, малиновым. Ухало, и отдаленные разрывы сливались в бархатное рокотание.

Рябинин спустился с холма и вышел на тракт. Дорога в ночи белёсо светилась. Он стоял на обочине, слабо покачиваясь, словно его колыхала из стороны в сторону неведомая сила. Там, по левую руку, откуда привела его дорога, – гремела война, шел бой, погибал под обстрелом еще один город. Направо, куда уводила дорога, была мягкая тьма, тишина. Там была Россия, было избавление от угроз и напастей. И туда, домой, направлял он свои стопы.

Рябинин вышел с обочины на тракт и сделал шаг к дому. Почувствовал, как неведомая воля колыхнула и остановила его.

Обернулся к зареву, которое начинало краснеть. Там продолжалась война, и на этой войне погибли ополченцы из батальона «Марс» с комбатом Козерогом, которые лежали на вершине Саур Могилы и смотрели на тракт, где стоял Рябинин. На этой войне погиб батальон «Аврора» с комбатом Курком, который смотрел на тракт недвижными голубыми глазами. Там, где «Грады» полосовали ночное небо, убивая город, оставалась беззащитная женщина. Ее округлое, пленительное, пахнущее яблоками имя. Томик Пушкина с заветным цветком.

И Рябинин, тоскуя, будто находился в недрах каменной горы, совершил поворот, сдвинул плечами каменную тяжесть. Шагнул навстречу зареву. Быстрей и быстрей, словно торопился успеть до окончания боя встать в ряды ополченцев.