Не каждый ученый, изучающий скуку, считает, что ее нужно поощрять. И сама я не уверена, что скучать нужно чаще: лично меня скука демотивирует и уж точно не сподвигает на творчество. Но бесцельное блуждание ума, без каких бы то ни было негативных коннотаций, я обязательно сохраню в своем психическом инструментарии.

А вот от тревоги мне бы, наоборот, хотелось полностью избавиться. Стресс может отлично мотивировать, если появляется в нашей жизни в малых дозах. Но когда волнения выходят из-под контроля, они начинают угрожать другим, более продуктивным состояниям сознания. По сути — всем. Поверьте мне, я изучила огромное количество научной литературы в поисках хоть каких-нибудь преимуществ хронической тревоги или невроза — но не нашла ни одного. В одном относительно недавнем исследовании говорилось: если вас волнует, что о вас думают другие люди, вы точно не психопат‹‹3››. Но, честно говоря, для меня это вопрос не особенно актуален. И хотя некоторые говорят, что тревога полезна в опасных ситуациях (потому что вы всегда готовы заметить опасность и быстро среагировать на нее), в общем и целом это — просто огромная трата энергии впустую. В своих экспериментах я обнаружила, что тревога мешает мне фокусироваться, мыслить творчески и логически, играть с восприятием времени. По сути, тревога мешает всему, что мне хотелось бы делать.

К счастью, несмотря на огромные преграды, которые волнения создавали на пути моего психического развития и познания, я, кажется, научилась справляться с ними. Если говорить о механизмах работы мозга, полагаю, так как эмоциональный контроль всегда находится под эгидой фронтальной коры, я, судя по всему, научилась управлять рычагом, позволяющим мне перейти в более сбалансированное состояние. Возможно, сместилось соотношение сигналов, посылаемых от фронтальных областей мозга к эмоциональным центрам, — и этим сигналам стало проще дойти до адресатов. А может, наоборот, благодаря модификации когнитивных искажений стали реже проходить панические сообщения. Но скорее всего и того и другого понемножку.

Я вспоминаю, как однажды на встрече членов Общества нейробиологов в Чикаго беседовала с Оливером Робинсоном, нейробиологом из Университетского колледжа Лондона. Он очень интересно описал, как отличается работа нейронных цепей, связывающих миндалевидное тело с префронтальной корой, при полезной и при патологической тревоге. Оказывается, при нормальной тревоге панические цепи передают сигналы и затихают, когда нужно. Если же волнение становится хронической проблемой, эти цепи активируются постоянно.

Я спросила его, как запускается эта реакция: сначала активируется миндалевидное тело, а префронтальная кора должна его успокоить? Или же силу реакции миндалевидного тела определяет сила ПФК? Ответ Оливера разрешил многие мои вопросы об активности мозга. Нейронные цепи — это циклы, они нигде не начинаются. Активность циркулирует между областями, от одной к другой. Так что, если какая-то цепь развивает максимальную активность, активируются все части этой цепи. Неудивительно, что это так выматывает.

Оказывается, для работы фронтальных нервных цепей нужно особенно много энергии. Еще одна интересная находка исследования Бассетт заключается в том, что, хотя фронтальные сети критически важны для сознательного контроля, они слабо связаны с другими частями мозга. Такое расположение «на отшибе» заставляет мозг тратить больше энергии на их подключение (вот почему сконцентрироваться сложнее, чем погрузиться в грезы). С другой стороны, именно с их помощью можно достичь более сложных, но важных психических состояний: спокойного самоконтроля под давлением, умения управлять импульсами и, конечно же, трудоголического состояния «я-на-все-готов-ради-дела», которое я, за отсутствием лучшего термина, называю напряженным размышлением.

Бассетт с коллегами обратила внимание: то, что фронтальные сети так важны для работы мозга, но слабо соединены, противоречит важной нейробиологической теории: самые важные связи всегда самые сильные. А я бы добавила: возможность того, что слабые соединения могут оказаться даже важнее сильных, противоречит представлениям о развитии мозга, свойственным большинству далеких от науки людей. Но ведь получается, что для того, чтобы обрести контроль над собственным разумом, вовсе не обязательно иметь толстые, хорошо изолированные связи между отделами мозга. Иногда даже слабо соединенные с другими сети могут быть очень могущественны. Просто нужно знать, как ими пользоваться.

Не скажу, что научилась целиком и полностью контролировать работу своих сетей фронтального контроля, — но уж точно стала больше использовать их в этом году. Кстати, еще один факт о контроле над своим разумом, который часто оставляют без внимания: он всегда, всегда связан с контролем внимания. А вниманием управляет именно префронтальная кора.

Внимание, как и контроль над тем, куда его обратить, — главная характеристика мозга, который может сосредоточиться на чем угодно. Этот факт снова и снова всплывал, когда я пробовала улучшить, казалось бы, совершенно разные навыки. Контроль критически важен для поддержания внимания, осознания напряжения, оценки новых идей, проведения расчетов в оперативной памяти, манипуляций с ментальными картами окружения и управлением восприятия времени. Возможно, фронтальные нейронные цепи находятся на отшибе мозга и в круги «элиты» их никто не приглашал, но именно к их развитию действительно стоит приложить усилия, если вы хотите улучшить работу мозга в целом.

Понимаю: это противоречит моим рассуждениям об аналогиях кардио для ума. Но я продолжаю настаивать, что пока не стоит тратить деньги на приложения по «тренировке мозга». С другой стороны, если же вы, как я, хотите помочь себе эффективнее думать или хотите понять, о чем, черт побери, постоянно беспокоитесь, тогда вам все же можно порекомендовать одно упражнение, которое поможет усилить префронтальный контроль. Медитируйте. У людей, медитирующих или просто живущих более осознанно, префронтальная кора активнее, а миндалевидное тело пассивнее, то есть они лучше контролируют эмоции. Те же самые особенности выявляются и у экспертов в области медитации. Мне она тоже очень помогла. Я вынуждена признать: осознанность помогает замечать происходящее, а зачастую достаточно как раз просто заметить и больше ничего не делать. Будто кто-то подошел и встал на шланг, из которого льет вода: струя быстро иссякнет. Как только до меня дошло, что бесформенное облако беспокойства на самом деле порождено всего одной мыслью «А вдруг я делаю все неправильно?», мне стало намного проще справляться с тревогой. Так что я беру обратно все, что говорила о медитации: если вы хотите работать над каким-нибудь одним состоянием сознания, советую выбрать именно это.

Наверное, этим никого не удивишь, учитывая, какой интерес сегодня вызывает медитация осознанности. Удивительны скорее сила бессознательных искажений и простота, с которой можно свести их на нет с помощью определенных, направленных на бессознательное приемов. Для меня один из главных моментов озарения случился, когда я поняла, что именно эти искажения заставляют наше сознание видеть в жизни только плохое или только хорошее. И именно поэтому я не могу не нервничать, когда общаюсь с другими людьми, даже несмотря на то что я знаю: это милые люди, и у них (пока) нет причин считать меня идиоткой. И именно поэтому я так много думаю о потенциальных, но маловероятных несчастьях. В какой-то период жизни мой мозг сделал вывод, что стоит быть внимательным к признакам опасности, — и с тех пор я всегда именно так и поступала. Благодаря генетической склонности к большей нервной пластичности при эмоциональном научении этот урок быстро закрепился у меня в голове.