***

Лала и Рун вышли из дверей храма. Остановились, переполненные впечатлениями. Храм, это в какой-то степени музей, содержащий во множестве предметы пусть и религиозного, но искусства. Много труда, таланта и души вложено в него теми, кто его строил, отделывал, обустраивал. Только росписи чего стоят. Плебею особо боле и негде приобщится к живописи, а ежели и есть, как у прислуги, в домах знати картины сплошь или портреты предков или что-то на военную тему. Нет в них столько духовности, столько возвышенного. Наполняющего твоё сердце чем-то важным и жизнеутверждающим. Да и атмосфера в храме располагает иначе воспринимать всё, тоже в возвышенных красках.

– Эх, забыл у идолов попросить, чтобы ты замуж за меня вышла, – спохватился Рун.

– Это надо у папочки моего просить, а не у них, глупый, – развеселилась Лала.

– Чего у него просить, если он не согласится, – возразил Рун. – А вот коли боги ему прикажут, то и просить не придётся. Сам прибежит умолять взять тебя в жёны.

Лала представила, как её папа, гордый король волшебной страны, валяется в ногах у человека, убеждая жениться на принцессе, и не смогла удержаться от смеха.

– Хоть не отказывай ему, коли придёт молить, – поиронизировала она.

– Не, не откажу, так и быть, – пообещал Рун с юмором.

– Куда же ты меня поведёшь, если мы поженимся, котик? У тебя даже дома нет, – продолжала хихикать Лала.

– Да, это проблема, – Рун призадумался. – Ну, на озеро отведу. Поселимся в шалаше. И всю жизнь проведём как свидание.

– Ой-ёй-ёй! – восхитилась Лала. – Как красиво! Свидание длиною в жизнь. Только… ты меня и зимой собираешься в шалашике держать? Ты говорил, у вас холодно в зиму.

– Наколдуешь что-нибудь, – пожал плечами Рун. – Магии будет полным полно, штрафов тебе бояться уже не придётся, я тебя так и так буду штрафовать каждый день, много и нежно, по праву мужа.

Лала покраснела.

– Ну… может быть, – молвила она смущённо.

– Будем с русалочками дружить, – стал фантазировать дальше Рун. – Они хорошие. Самая лучшая компания, что была у меня за всю жизнь. Вот уж добрее не сыщешь существ. Вечерами будут вместе с нами любоваться на чудеса твои.

Лала вздохнула.

– Так не получится, милый, – сказала она тихо. – Но возможно я бы этого и хотела.

– «Возможно», – Рун с деланным осуждением покачал головой. – Вот и вся романтика. Ладно, невеста дорогая, пойдём на базар, тратить наше состояние, целую монету медную. Не жалко ради тебя.

– Вот же скупец! – подивилась Лала полушутливо. – У самого карманы полны серебра, а он медяшечку собрался потратить на невесту. И хватился ещё своей щедростью.

– Да я потрачу и больше, если что, – беззлобно посмотрел на неё Рун. – Просто к меняле тогда придётся идти. Но к нему рано или поздно всё равно идти. Так что всё, чего не пожелаешь, я куплю. Эти деньги… не трудом достались, не потом и кровью, посему их не жалко. Да и они твои, как ни крути.

– Ну вот, другое дело, – порадовалась Лала. – А то медяшечку. Ишь какой! Дамы любят щедрых кавалеров.

– Да я знаю, что дамы любят аристократов. Теперь понятно почему, – буркнул Рун. – Потому что они богаты. Пойдём, родная.

Храм располагался рядом с центральной площадью, фактически прилегая к ней. Подобная площадь есть в каждом городе, тут проводят казни, народ собирается на важные мероприятия, например, послушать глашатая от лорда или из столицы, или принять на сходе какие-то решения в трудное время. К ней ведут все пути из всех кварталов. Здешняя площадь была пожалуй даже побольше, чем в городке близ деревни Руна. Кроме того, имела она и ещё два занятных отличия. Первое: в её центре возвышался памятник. Не каменный, не медный, всего лишь деревянный. Но тем не менее очень искусная работа, рыцарь на коне с обнажённым мечом. Ничего подобного Рун ранее не видел. И второе: площадь фактически разделяла город напополам, на знатную и не знатную части, тут сходились кварталы простолюдинов и дворян – с одной её стороны дома выглядели бедновато, с другой роскошно, аккуратно покрашены, в окнах цветы. Столкновение двух миров. И в прохожих это тоже наблюдалось, вокруг был люд и низшего сословья и высшего. Спешили куда-то слуги, служанка несла корзину, глазея по сторонам, мужик в рванье тащил доску на плече, бабулька переставляла ноги еле-еле, опираясь на кривую деревянную клюку, разгуливали господа степенно, иные заложив руки за спину. Снимали пред друг дружкой шляпы, здороваясь. Благородные дамы в пышных платьях и причудливых шляпках шли, покачивая юбками. Проехала карета, тревожа слух ритмичным цокотом копыт лошадей. На памятнике сидели голуби, чистя пёрышки. Лала взяла Руна под локоток, и они присоединились к этой размеренной жизни, неторопливо направившись через площадь. Лала разглядывала всё с любопытством, особенно платья дам. Всё ей было интересно. А Руну было интересно быть с ней.

– Всё не могу привыкнуть, – молвил он. – Идём, как нормальные люди, никто не показывает пальцем, не таращится на тебя как на фею, на меня как на кавалера феи и дурака. Так приятно просто прогуляться. Со своей девушкой.

– Да, это приятно. Окунуться в обычную местную жизнь, – кивнула Лала. – Знал бы ты, львёнок, как сильно это отличается от моей страны. Нигде никаких чудес, никто не пролетает мимо, кроме птичек. Такая атмосфера ощущается во всём. Не магическая. Но по-своему она прекрасна. Совершенно другой мир. И это нельзя почувствовать, пока все на тебя смотрят. Именно, когда не смотрят, когда ты становишься частью этого, оно открывается тебе, проникая в сердечко.

– Мне этого не понять, солнышко, – признался Рун. – Для тебя это путешествие в дальние дали, а для меня просто другой город. Во многом схожий с нашим. Хотел бы и я побывать у вас. Или хотя бы там, где люди с гнёздами на головах. Зачем им гнёзда, вот загадка. Чтоб голуби садились?

Лала рассмеялась от всей души.

– Ты меня так смешишь порой, Рун, – проговорила она весело с теплотой.

– Да я вообще-то серьёзно, – улыбнулся он.

– Ох, Рун, гляди, дедушка плачет, – произнесла Лала озабоченным исполненным жалостливого сочувствия голоском.

Навстречу им шёл старичок, седой, лысоватый, с жиденькой белёсой бородкой, в бедненькой одежонке. А сам плачет-плачет, слёзы катятся по щекам, вид несчастный и потерянный.

– Спроси его, Рун, что случилось. Вдруг мы сможем помочь, – попросила Лала.

– Дедушка, что с вами? – участливо осведомился Рун у старичка.

– Монетку потерял, – поведал тот горестно, остановившись.

– Серебряную что ли? – осторожно задал вопрос Рун.

– Нет, сынок. Медную, – вздохнул дедушка. – Жена напряла пряжи, послала на базар продать. Я и продал. Удачно. Положил в карман.