На морозе энтузиазм у всех пропал, и офицеры, ругая себя за то, что «повелись» на очередную бредовую идею пустомели Волокова, все же побрели за ним, стараясь ступать след в след.

У полуразрушенной будки с каким-то железнодорожным инвентарем штабс-капитан остановился, жестом подозвал товарищей поближе.

– Кладу карты на стол, господа! – объявил он. – Только, чур, уговор: кто не захочет идти со мной – даст честное благородное слово, что не выдаст. Уговор?

Заинтригованные офицеры пожали плечами: это уже походило на заговор. Но скука, скука вагонная!

– Говорите скорее, Волоков! А то мы тут скоро околеем от холода…

– Господа офицеры, слушайте внимательно! Моя идея сложилась из нескольких составляющих, каким-то чудом сошедшихся в одной точке. Начну с его высокопревосходительства: как вы знаете, господин адмирал шлет союзникам одну отчаянную телеграмму за другой и получает оскорбительные ответы. Генерал Жанен и прочие высокие комиссары отказываются призвать чехов к порядку и обеспечить нашим эшелонам беспрепятственный путь. И в Иркутске неладно, господа: радист только что показал мне последние радиограммы оттуда. В городе восстание большевиков, а дивизия атамана Семенова, которому Верховный приказал навести в Иркутске порядок, встретила ожесточенное сопротивление. Лишенная огневой поддержки бронепоездов, она окопалась на подступах к городу. Тамошний эсэровский Политцентр требует от его высокопревосходительства немедленно сложить с себя полномочия Верховного правителя. А чехи? Вы и сами видите, что эта нерусская шваль на грани бунта! Они в открытую говорят, что им надоело возиться с адмиралом. Они рвутся в Приморье, к своим пароходам. Ну, не молчите же, господа! Не придумал же я все это! Ну?

– Погодите, господа! А Каппель со своими отборными частями? – подал голос другой офицер.

– Части Каппеля, следующие за нашими эшелонами вдоль железной дороги, безнадежно отстали, – мрачно вставил Рогулин. – У него тридцать тысяч отборных воинов, но они завязли в сибирских снегах. К тому же их продвижение сдерживают орды партизан. Они не поспеют к развязке! А если и успеют подойти, то предельно уставшие и измотанные кошмарным переходом через всю Сибирь!

– Америку вы нам не открыли, Волоков, – кивнул Синицкий. – Более того: ходят упорные разговоры о том, что союзники и чехи ведут в Иркутске тайные переговоры о передаче русского золота и его высокопревосходительства тамошним эсерам в обмен на паровозы и беспрепятственный и быстрый путь во Владивосток. Но что вы, собственно говоря, предлагаете, штабс-капитан?

– Терпение, господа! Я же говорю: у меня все сходится, как в волшебном сне! – Волоков повернулся к стоящим поодаль денщикам и окликнул своего. – Соловейчик, ко мне! На наше счастье, мой денщик – родом из этих краев! Если точнее – со станции Тыреть, куда мы совсем скоро приедем. Так, Соловейчик?

– Так точно, ваш-бродь!

– Так вот: уже через несколько часов, ближе к ночи, мы будем в этой самой Тырети. Там издавна добывают соль, и вся земля изрыта соляными шахтами… Какой глубины, Соловейчик?

– Разной, ваш-бродь. От трех до пяти саженей.

– От железнодорожной станции сии шахты далеко?

– И четверти версты не будет, ваш-бродь.

– Так, теперь пошел вон! Отойди, отойди, Соловейчик!

– Волоков, что за балаган вы тут устроили? – возмутился Рейнварт. – Какие соляные шахты? К чему вы клоните? Как хотите, господа, а я пошел в вагон!

– Не пожалеете, Рейнварт? Всего пару минут прошу, я уже дошел до сути.

Откашлявшись, Волоков начал загибать пальцы:

– Чехи как пить дать отдадут Верховного большевикам. Союзники и пальцем не пошевелят, когда увидят – какой прием нас ожидает в Иркутске. Золото, в итоге, тоже отберут большевики! За что же мы тут страдаем, господа офицеры? Денежного и вещевого довольствия который месяц не получаем, за спасибо мерзнем и к черту в зубы едем. Голодаем, мерзнем… Неужели мы не имеем права хоть на мизерную часть царского золотого запаса? Или вы полагаете, что эсеры с большевиками выплатят личному конвою адмирала долги по жалованью?

– Эва вы куда, Волоков! – присвистнул поручик Синицкий.

– Имеем право, и вы сами это знаете, господа! Вся закавыка в том, чтобы обеспечить себе будущее без риска, – заторопился Волоков. – С собой изъятые должки казны, к сожалению, не заберешь. Спрятать? Но куда? Земля в Сибири зимой такая, что ее только динамитом рвать! А динамит – это шум. Но у нас впереди Тыреть, а там – готовые дыры в земле, господа! Соляные шахты! Я лишь предлагаю взять то, что нам по праву причитается, и спрятать пару-тройку ящиков с золотишком в шахту. Потом, после того как всё закончится, вернемся за нашим трофеем!

Офицеры переглянулись, кое-то поморщился от столь откровенного предложения. Но в рассуждениях Волокова был резон, и никто его не оборвал, не пристыдил.

– Но вагоны же опломбированы, Волоков! Штабные уполномоченные целостность вагонов на каждой станции проверяют. И две линии караула ставится – наш и чешский. Как тут быть?

– Ну и что с того? С чехами, если на то пошло, я уже договорился. Сейчас прикажем денщикам набрать кирпичей из этих развалин. На открытой платформе между нашим вагоном и теплушками с золотом есть пустые снарядные ящики. Наберут солдатики пудиков пять-шесть кирпичей, уложат в эти ящики. Это – первый этап нашей операции. Когда эшелон придет в Тыреть, дожидаемся проверки пломб, после чего вскрываем вагон и меняем золото на кирпичи! Новая проверка покажет, что хоть пломбы и сорваны, но количество ящиков сходится. Все полторы тысячи ящиков, что в вагоне, проверять никто не будет: не до того, господа! Повесят новую пломбу – и дальше поедем.

– А как же все-таки с чехами? – не унимался Рогулин. – Нешто они дозволят нам этакую «экспроприацию» произвести?

– С «братушками» делиться придется. Они только рады будут: с пустыми руками на родину возвращаться они не намерены.

– «С пустыми»! – передразнил Рейнварт. – Ваши чехи, Волоков, Расеюшку и так пограбили – будь здоров! В их вагонах – я сам видел – и столовое серебро, и машинки швейные, и мануфактура тюками. А с золотом, господа, вообще подловато получается. Мы офицеры, царевы слуги, – и в грабители перекрашиваться? Уподобляться «братушкам» этим? Благодарю покорно! Отчизна нам, конечно, несколько задолжала, спору нет – но сей способ «расчета» и офицерская честь несовместимы!

– Погодите, Рейнварт! – перебили его. – Пусть Волоков до конца свой прожект раскроет. Штабс-капитан, а как быть на самой станции? Вдруг кто-то из местных увидит нашу возню? Мы уедем, а они достанут золото.

– Поселок далеко, в версте от самой станции, не меньше. Кто из местных подглядывать рискнет? Двойную цепь своей охраны поставим – все в наших руках, господа! Ну же, господа! Решайтесь! Переглядываетесь, как барышни-институтки, право слово!

– Полегче, господин штабс-капитан! – оборвал его Рейнварт. – Вы, Волоков, вольны делать что хотите – я буду молчать, раз уговор такой был. Даю в том честное слово офицера. Но сам на воровство, извините, не пойду! И вам, господа офицеры, не советую присягу забывать!