– В зиндон посади.

Они развлекались от души. Радовались как дети приходу эшона и тому, что зрелище, тамошо, становится все более и более увлекательным. Они словно забыли, что решается их судьба.

Я наблюдал за физиономией Зухуршо – на ней крупным планом разворачивалась не менее драматическая картина. В первых кадрах всплыла досада, затем – резким монтажным стыком – вспыхнуло раздражение, которое постепенно, наплывом, трансформировалось в гнев. Понизу задёргались субтитры, белые на чёрном: «Не сметь! На кого вылупились?! Всем на меня смотреть».

Зухуршо нащупал кобуру, вытащил пистолет, поднял его над головой и выстрелил. Стереофоническое эхо заметалось между склонами ущелья, словно включились гигантские концертные колонки. Толпа застыла и уставилась на Зухуршо. Переключив на себя внимание, он скомандовал:

– Убрать девону! Асакола за самовольство – выпороть. А вы, святой эшон, сюда идите… Гадо, проводи их.

Гадо и один из троглодитов направились было к эшону, но тот поднял ладонь, приказывая остановиться:

– Не трогайте старосту. Я его прощаю.

Из толпы выскочили два парня и утащили дурачка от греха подальше. Горох – бочком-бочком спрятался за спину эшона. Гадо с телохранителем замялись в нерешительности. На тёмной физиономии Зухуршо замелькало начало новых субтитров: «Один я имею право…» – и… плёнка оборвалась. Он пересилил себя, сдержался и повторил:

– Прошу сюда.

Впервые, пожалуй, я видел, как Зухуршо подчинился разуму, а не эмоциям. Знать, очень ему нужен эшон в качестве союзника, а не противника. Однако святой человек в союзники не спешил.

– Я сяду здесь.

Из массовки, как рабочий сцены в синем халате, выскочил рыжий парень, сорвал с себя халатишко, расстелил на земле и, почтительно поддерживая эшона, помог ему угнездиться. Эшон сел, скрестил ноги и выпрямил спину. Н-да, картинно… Сразу видно – мудрец! Народ зашептался. Безмолвное послание было принято. Эшон как бы объявил, что остаётся заодно с массами, с бедными и сирыми. С первых же минут он выигрывал по очкам.

На прямое столкновение Зухуршо не решился. Изобразил хорошую мину при плохой игре – милостиво кивнул: «разрешаю остаться там, где сели» и, возвысив голос, то ли продолжил старую, то ли начал новую речь:

– Эй, люди Талхака, богачи, живущие в нищете! Не устали ещё от своей бедности? Не наскучило вам пробавляться пустой похлёбкой из травы? А рядом – золото, протяни руку и бери…

Люди Талхака заворчали:

– В наших горах золота нет…

– Твой отец тоже хвалился: «Золото, золото»…

– Тоже ни золотинки не нашёл!

Удав на плечах Зухуршо изогнулся и вытянул вперёд башку – похоже, был потревожен гневной бурей в душе своего носителя, – однако тот не выказал ни злобы, ни даже раздражения.

– Почему не нашли? – спросил он спокойно. – Потому что не там искали.

– Отец не знал, а ты, небось, знаешь? – иронически выкрикнули сзади.

И вновь Зухуршо пропустил оскорбление мимо ушей. Любопытно, с какой лёгкостью он сменил маску и перевоплотился из грозного тирана в опытного партийного оратора. Начал издалека:

– Благо тем, кто живёт внизу, в долинах. Земли много, и тамошние люди выращивают хлеб и рис, картошку и помидоры… Всё выращивают. А вы? У вас, людей гор, земли мало. Каковы ваши земли? На поле ногу поставишь – для другой места не хватит. На одной ноге стоять приходится. А теперь скажите, что можно на таком малоземелье сажать? Что выращивать?

– Горох! – ответил невидимый насмешник из заднего ряда. – Горох надо сажать.

Народ захохотал. Горох выбежал из-за спины эшона и злобно прокричал:

– Это тебя надо! На кол сажать! В огонь сажать…

– Зато тебе-то огонь не страшен, – откликнулся невидимый. – Любое пламя выхлопом задуешь.

Зухуршо наконец рассвирепел:

– Молчать! Всем молчать, когда я говорю! Вы, талхакцы, потому в нищете живете, что мудрых советов слушать не хотите. Но я добрый. Зла не помню. Научу. По моим советам жить будете. А теперь ещё раз спрошу: если земли мало, что сажать надо?

На сей раз насмешничать никто не решился.

– Золото, – сказал Зухуршо. – Когда земель мало, выращивать следует золото.

И замолчал, выжидающе глядя на неразумных талхакцев. Держал паузу.

– Вы спросите: как это сделать? Золото – не картошка, в земле не зреет. Но есть золото, которое выращивают в почве, – новый сорт. Вы скажете: нет, не получится. У нас, скажете, все равно земли не хватит. Но Бог сделал вам подарок, о котором вы умалчиваете, – пастбище. Засею его новым сортом, и золото к вам рекой хлынет…

От стены мечети отделился один из томившихся там местных руководителей – статный старец – с достоинством прошествовал вперёд и остановился рядом с Зухуршо.

– Я правильно ли понял – большое пастбище собираетесь распахать?

– Верно, старик, – сказал Зухуршо. – Огромная площадь, заросшая сорной травой, пользу приносить станет.

– Нельзя распахивать, – твердо сказал старец. – Неправильно это, грешно. Пастбище – не земля. Разве вам наших совхозных земель недостаточно?

– О совхозных полях не вспоминай, – сказал Зухуршо. – Не ваши они, мои. Были государственными, теперь моими стали. Потому что теперь я – государство.

Народ загудел, автоматчики вновь выдвинулись вперёд. Старец сказал:

– Прежде государство у нас сельхозпродукцию покупало, нам продукты завозило. Теперь с земли кормимся. Если поля отнимешь, как жить будем, чем питаться?

– О том, старик, не беспокойся, – ответил Зухуршо. – Все у вас будет. Все завезу: муку, сахар, крупы. Через несколько лет на Оби-Барф электростанцию поставлю. По одной маленькой станции возле каждого кишлака. Электрический насос на вашей речушке установлю, чтобы воду наверх, в кишлак качать. В каждый двор водопровод проведу. Не хуже, чем в городе, жить будете. Ваши женщины как жены падишаха одеваться станут. В каждом дворе «нива» стоять будет. В самых бедных хозяйствах холодильники, стиральные машины появятся. А в каждом доме – пороги из золота…

– Новый сорт, что такое? – осведомился старец. – Сорт чего?

– Новый сорт – это новый сорт. Вырастет, сами увидите. Радоваться будете…

– Однако… – начал старец, но, не закончив, воскликнул: – Святой эшон Ваххоб говорить желают!

Я ещё несколько мгновений назад заметил, что рыжий парень помогает эшону подняться на ноги. Заметили это и ближние мужики – зашушукались, вперились в эшона, а тот выпрямился во весь рост и, став лицом к толпе, спиной к Зухуршо, указал на крутой склон хребта Хазрати-Хасан на той стороне реки:

– Эй, люди Талхака, посмотрите на эти вершины. Разве не подобны они горам золота?

Люди Талхака повернулись и уставились туда, куда он указывал. Солнце клонилось к западу, тень полностью накрыла нашу сторону ущелья и начала подниматься по противоположному склону, верх которого был залит горячим предвечерним светом.