С этой мыслью Володька и уснул, да так крепко, что утром его едва растормошил дневальный.

– Товарищ старшина! Ну же, вставайте!.. Пора подъем делать…

– Черт!.. – недовольно протирая глаза, выругался Грачевский. Сейчас бы еще парочку часов поспать. Однако надо было будить народ. Интересно, что день грядущий им готовит? Может, прилетят наконец эти проклятые вертолеты? А то мужики уже на взводе. Того и гляди, взбунтуются…

Буза началась где-то после третьей недели бесполезного ожидания вертолетов, когда в отряде кончились продукты и стало не из чего варить жратву. Как говорится, крупинка за крупинкой гоняется с дубинкой…

– Ну и что будем делать, старшина? – когда Грачевский уже заканчивал проводить очередной развод на работы, неожиданно выступил вперед Аноха.

Володька тут же насторожился. До этого блатные вели себя более-менее спокойно. Правда, часто уединялись, а, возвратившись, долго и беспричинно смеялись. Позже выяснилось, что это они ели какие-то грибы, от которых потом, как говорится, у них сносило крышу.

– А все то же!.. – пытаясь не выдать волнения, говорит Грачевский. – Если бы это было на гражданке, я б, наверное, что-то придумал, но ведь здесь армия… Сказали ждать – вот мы и ждем.

– Да в гробу мы видали твою армию! – сплюнув, сквозь зубы проговорил Аноха и обвел взглядом строй. Вроде как искал поддержки. Володька-то надеялся, что бойцы не поддадутся на провокацию, но ошибся.

– Старшина! Нас что, на смерть сюда послали? Кончай бодягу – айда по домам! – раздался вдруг чей-то истеричный голос.

И началось. Кричат, свистят, улюлюкают. Если их сейчас не остановить, потом поздно будет, подумал Грачевский. Нет, недаром он гонял своих орлов как сидоровых коз. За работой оно многое забывается. А вот когда человек без дела слоняется, ему и лезут всякие дурные мысли в голову.

– Все… хватит! – когда страсти стали накаляться, закричал он. – Замолчали!..

Но бойцы его не слышат. Тогда ему на помощь приходит Руд.

– А ну прекратите! Вы что делаете? Или под трибунал захотели? – попытался он перекричать толпу, но неожиданно получил сильный удар в челюсть.

– Анохин! Гад ты такой! Ты что, совсем охренел? Разве не знаешь, что за это бывает? Ты ж на командира руку поднял!.. – увидев, как его товарищ рухнул на землю, закричал Володька.

Но Аноху уже было не остановить. Пока бойцы не пришли в себя, он велел им связать сержантов, а сам со своими дружками принялся наводить в лагере шмон. Первым делом они обшарили палатку каптенармуса; не найдя в ней ничего, чем бы можно было поживиться, бросились к продуктовому складу, который находился в соседней палатке, где они нашли целый ящик спрятанных Рацбой на «черный день» галет.

– Вот, смотрите!.. – орал Аноха. – А они говорили, жрать нечего… И-их, суки позорные! Мочить их надо…

Дело принимало серьезный оборот.

– Братцы, надо что-то делать… Я гляжу, этот Анохин ни перед чем не остановится, – обращаясь к сержантам, с тревогой в голосе произнес Грачевский.

– А что ты сделаешь, когда тебя по рукам и ногам связали? – невесело усмехнулся Руд. – Эй, кто-нибудь!.. Развяжите нас. Ну побаловались – и хватит!.. – кричит он. – Парни, в самом деле, у меня уже вся задница промокла.

Но никто не откликнулся на его просьбу. Опьяненные внезапной свободой бойцы бесцельно бродили по лагерю, не обращая внимания на сидевших на земле сержантов.

Помочь им было попытался Гиви Рацба, но это заметил Анохин, который тут же велел своим шестеркам скрутить его и бросить к сержантам. Гиви даже опомниться не успел, как получил удар по голове.

– Привет из горного аула! – злорадно произнес Лукин, сжимая в руках сосновую дубинку. – Полежи, полежи, тебе полезно… – злорадно усмехнулся он.

– Ну и сука же ты, Лукин! – сквозь зубы проговорил Володька, наблюдавший всю эту картину. – Ну подожди! Ты еще у нас попляшешь…

– Это ты попляшешь! – огрызнулся тот. – Аноха тебе такую жизнь устроит – мало не покажется…

Володька понял, что тот не шутит. Надо было срочно что-то предпринимать.

– Анохин!.. Слышь?.. – зовет он главного закоперщика. – Ну, может, хватит в революцию-то играть? Давай лучше вместе подумаем, что нам делать…

Тот не сразу откликнулся. Прежде он отдал какие-то распоряжения своим дружкам и только после этого подошел к старшине.

– Что, падла, испугался? – спрашивает он его. – Ты знаешь, что с тобой на зоне бы сейчас сделали?..

– Но мы же не на зоне… – чтобы, не дай бог, не навлечь на себя гнев этого психа, как можно спокойнее произнес Грачевский и даже попытался улыбнуться ему.

Но того вдруг охватила ярость. Он стал кричать, махать руками, угрожать и в конце концов не сдержался и с размаху врезал Володьке в челюсть. Потом был еще удар, и еще… Анохин бил жестоко и без оглядки. Он разбил Володькино лицо в кровь, но на этом не остановился. Чужая боль как будто возбуждала его, и он все больше и больше зверел.

– На тебе, сука, на!.. Это тебе за все хорошее…

Что ни говори, а у Анохина рука была тяжелая. «Так он, гад, и мозги мне вышибет… – из последних сил пытаясь держать удары, подумал старшина. – У него ведь теперь назад хода нет. Да и бешеный он. Вон как старается…»

– Слышь, Аноха, кончать его надо! – услышал Грачевский вдруг голос Шепелявого.

– Господи, помоги! – неожиданно вырвалось у Володьки.

До этого он никогда не произносил этих слов. И у себя дома никогда их не слышал. Потому как, воспитанные на новой религии строителей коммунизма, Грачевские были далеки от Бога. Однако ген веры, который Володьке передался от его православных предков, в нем постоянно боролся с его внутренним язычеством, а скорее всего, даже с неприкрытым атеизмом. Бывало, утром он мог с упоением читать Достоевского, где тот с величайшей любовью говорил об институтах старцев на Руси, этих высших иерархах духа Православной церкви, а вечером с таким же интересом изучал философов-атеистов, которые критически относились к религии. Того же воинствующего «антихристианина» Ницше или же там модных экзистенциалистов, в первую очередь Сартра и Камю.

А вот теперь вдруг «Господи, помоги!». Что случилось? Откуда это в нем, человеке, который постоянно говорит, что поверит в Бога только тогда, когда увидит его собственными глазами? Наверное, все-таки это у него вырвалось случайно.

Но что это? У него как будто произошло какое-то просветление в мозгах, и дышать сразу стало легче, и сам он вдруг успокоился. Ему стало совсем не страшно, более того, он даже повеселел. А что теперь терять, коль приговор уже вынесен?.. Остается только спеть «Наверх вы, товарищи, все по местам…» И он запел. И чем дальше, тем громче. Это еще больше взбесило Аноху.