– Мальчик, ты стал поистине сильным мужчиной! – воскликнул учитель, сжав широкие плечи ученика.

– А у тебя прибавилось мудрости, халим, – рассмеялся дайн, сжав в ответ плечи ученого.

Фендар хмыкнул и провел ладонью по волосам, верно поняв слова Танияра.

– Жизнь человека начинается с весны, а заканчивается суровой зимой. Я уже давно перешагнул из осени в зиму, – сказал он. – Время не желает медлить. Оно бежит и бежит, будто его кто-то подгоняет. – Вздохнул и снова улыбнулся. – Но для тебя настала летняя пора, и ты еще долго будешь радоваться солнцу, Танияр.

– Придет и моя зима, Фендар, – ответил мой супруг. – Но я и тогда не замерзну. Рядом со мной мое солнце.

Мужчины посмотрели на меня. Танияр знакомым теплым взглядом, халим с интересом. Я вдруг смутилась, но как-то ответить не успела, потому что из нашей спальни послышался плач Тамина.

– Прошу меня извинить, – произнесла я учтиво и направилась к сыну.

Сурхэм сейчас занималась торжественным обедом в честь приезда гостя, о чем нам успели доложить еще до того, как халим приблизился к Иртэгену. Впрочем, юркая старушка, несмотря на возраст и некоторую тучность, уже спешила к дайнанчи, на ходу вытирая руки.

– Я уже здесь, – сказала я, нагнав ее.

– Помогу, – ответила прислужница, одарив меня заискивающим взглядом.

– Я справлюсь, – заверила я добровольную няньку. – И намыть, и переодеть, а уж накормить его тебе вообще не под силу.

– Это пока, – со значением парировала Сурхэм. – Потом только я и смогу это сделать.

– Неоспоримо, – рассмеялась я и вошла в спальню.

Прислужница все-таки последовала за мной. И когда я достала из колыбели дайнанчи, успевшего сделать все свои младенческие дела, ее нос торчал из-за моего плеча.

– Теплой воды принеси, – усмехнулась я.

– Ага, – кивнула прислужница и поспешила на кухню.

Дайнанчи негодовал во всю мощь своих маленьких легких. И когда я укладывала его на стол, и когда разворачивала, и даже когда взывала к совести возмущенного младенца. Ну а пока Тамин эмоционально оппонировал на мои увещевания, вернулась Сурхэм.

– Велик и могуч наш дайнанчи, – констатировала она, посмотрев на маленького бунтаря.

Но имела она в виду силу его голоса или же то, что исторгло нутро будущего дайна, я уточнять не стала. Было более важное дело, и им я занялась незамедлительно. А когда чистый Тамин был занят поглощением молока, дабы чрево не ощутило пустоты, я прислушалась к мужским голосам, едва достигавшим спальни, но слов не уловила.

– У нас гость, – сказала я сыну. – Дорогой и долгожданный гость, мой милый. Он поможет нам проложить дорогу, по которой ты пойдешь, когда придет время. Когда-то он учил твоего отца, и если Создатель будет милостив, то почтенный халим станет и твоим учителем.

Тамин ответил громким причмокиванием, ему будущая учеба пока была безразлична. Улыбнувшись, я погладила сына по головке и перевела взгляд на окно, но не увидела его. Перед внутренним взором встала наша дорога до Иртэгена, когда мы возвращались после рождения дайнанчи.

Когда мы выезжали со священных земель, мне думалось, что народ соберется в Иртэгене, а по дороге приветствовать дайнанчи будут встречные путники и пастухи, но ошиблась. Люди и вправду ждали нас. Они выходили из близлежащих поселений, мимо которых пролегала дорога, даже приходили из отдаленных, чтобы посмотреть на своего будущего дайна.

Нет, не было цветов, летевших под копыта саулов, как было принято в моем родном мире. Здесь подобных традиций еще никто не заводил, а я не собиралась навязывать Белому миру чужие обычаи. Если они однажды и станут делать что-то подобное, то придумают это сами. Букеты не охрана границы или прописанные законы. Ни смысловой, ни какой-либо иной важности в этом не было. Важное я видела в том, что айдыгерцы не оставили без внимания рождения сына их правителя.

По складу своего характера тагайни не толпились, а растянулись вдоль дороги, то есть сохраняли порядок. Не было слышно споров или склок, если кто-то считал, что другой занял лучшее место. Всем им было видно, и спорить оказалось не о чем. Впрочем, вспоминая запруженные улицы Камерата, стоит отметить, что количество жителей столицы и жителей поселений Айдыгера нельзя сравнивать. Даже Иртэген пока уступал главному городу королевства, хоть и был большим по местным меркам. Но это уже всё несущественные мелочи, и говорить о них не стоит.

Так вот, люди ждали нас. И когда мы проезжали мимо, они склоняли головы перед правящей четой, а после махали руками вслед. Слышались и добрые пожелания, а порой и в манере тагайни – с толикой скабрезности. Но произнесено это было весело и не несло под собой негативного подтекста, более напоминая подначки ягиров после нашей первой супружеской ночи с Танияром.

Одни желали нам с дайном много дайнанчи и дайнани, а также чтобы мы получали столько же удовольствия, как с первенцем, потому как вышел славный сын. Еще подозревали, что юные айдыгерки сгорят в пламени Тамина, потому что он будет пылать жарче летнего костра. Это я облекла в более обтекаемую и приличную форму слова наших подданных.

Но были и иные пожелания, без подтекста. Люди желали здоровья дайнанчи, а его отцу долгих лет жизни, чтобы сын успел в полной мере перенять науку дайна. Я и без того знала, что айдыгерцы относятся к Танияру с уважением, но после таких слов не осталось и толики сомнений. Однако главным было вовсе не уважение, хоть и оно было важно. Я увидела в этом пожелании иное. Первые изменения в привычном укладе уже вступали в силу, и народ их принял.

Перепись проходила незаметно для айдыгерцев. О нет, не скрытно, они о ней знали. Как же любопытные носы могли не пронюхать, что к главам поселений наведывались посланцы ердэма? Если бы в одно поселение, может, и не обратили бы внимания, но ведь не в одно! На курзыме новости быстро разносятся, а между дворами еще быстрее. Так что закономерность заметили, обсудили и начали спрашивать. Пояснение народ удовлетворило. Они подумали, покивали и даже пытались помогать, а как иначе? Тагайни так устроены – помочь всегда рады, даже когда никто не просит. На бедного Архама щедро посыпались сведения.

– Я больше не могу, – объявил тогда деверь. – Как ты людям говоришь, что больше не лезут?

– А ты что говоришь? – в ответ спросила я.

– Что дайн сказал. А кому сказал, тот и делает, другим лезть нечего, – ответил Архам.

Улыбнувшись, я все-таки покачала головой с укоризной.

– Вроде ты сам тагайни, а как говорить с людьми