Вскоре лейтенант Ивлев выбрался на тропу, по которой год назад шел к берегу с двумя матросами, чтобы встретить катер. Попотеть тогда пришлось изрядно. Автомобиль застрял в реке и поэтому медицинскую укладку пришлось нести самим. А по сему тропа-тропинка запомнилась хорошо.

Тропа стала круто подниматься вверх. Подъем затруднял глубокий снег.

– Мороз-то явно градусов двадцать, – подумал Ивлев, – и снежка небесная канцелярия не пожалела. Месячная норма перевыполнена – намело почти по пояс. Ну, ничего, поднимусь, наверху явно снега будет меньше. Он оглянулся, но катера не увидел. Зимняя ночь полностью вступила в свои права.

Над темным кряжем зависла желто-оранжевая луна, усиливая таинственность притихшей тайги.

Незаметно для себя Ивлев достиг первой реки и по ветхому мосту перешел на противоположный берег.

Немного передохнув, он продолжил свой путь.

– А альпак-то костей не ломит, – улыбнулся он своей мысли, – кэп молодец, что настоял снять шинель, в ней пришлось бы намаяться, а так – иду-шагаю и, кажется, ничего не боюсь! Ни мороза, ни зверя!

Чтобы скоротать время, а возможно и для того, чтобы отвлечь себя от ненадобных мыслей, Ивлев по старой привычке, появившихся в прежних странствиях по таежным дебрям, он стал тихо читать стихи рязанского соловья, затем приступил к поэме, которую весьма любил и знал почти всю наизусть. Да, да, “Анна Снегина” познакомила его с будущей женой, девушкой с пшеничными волосами, по имени Светлана…

И вот я опять в дороге, —

Произнёс, уулыбаясь, лейтенант Ивлев, -

Ночная июньская хмарь.

Бегут говорливые дроги

Ни шатко, ни валко, как встарь.

Все было любо Ивлеву в поэме: и старый, добрый мельник, и молодая помещица вдова.

Он вспомнил, как однажды провожая девушку, начал читать отдельные стихи из поэмы и опять улыбнулся.

И вот, много лет спустя, шагая по зимней ночной тайге, притихшей и заснеженной, словно прислушивающейся к голосу одинокого путника, он читал милые сердцу строки…

Впереди хрустнула ветка. Ивлев насторожился и на всякий случай извлёк из рюкзака ракету. Но вокруг была тишина.

– Может быть, оленя вспугнул, – подумал он, – а, скорее всего ветка не выдержала снега.

Мороз, действительно покрепчал и когда Ивлев добрался до второго моста – над рекой поднимался туман…

Он посмотрел на полынью и отметил, что перепрыгнуть ее невозможно и, повернув налево, пошагал вверх по реке. Пришлось преодолевать нагромождение, сваленных буйными ветрами, деревьев. Тут и впрямь леший ноги сломит, – подумал он, всматриваясь в завал. Неподалеку от завала лежал, вырванный с корневищем, громадный кедр. Его крона достигала противоположного берега. Но рядом с ним дышала туманом коварная полынья.

Ивлев вспомнил – когда они в прошлом году переходили вброд реку у разрушенного моста – течение было стремительным, но выручил перекат, который находился сразу за поворотом.

– Придется перебираться по кедру, – подумал он, – далеко от моста уходить не следует, снега выше пояса намело – не выберусь!

После переправы вновь начался крутой подъём. Но снега было значительно меньше, и лейтенант Ивлев облегченно вздохнул.

Небо по-прежнему было чистым. Побледневшая луна тусклым светом освещала сопки. Всё замерло. И это безмолвие было всепоглощающим. Но с тишиной Ивлев незаметно для себя свыкся. Поднявшись на сопку, он отметил с удовлетворением, что до деревни осталось совсем немного…

Тем временем на катере жизнь протекала по морским законам. После высадки на берег лейтенанта Ивлева, Белых выбрал удобное место для стоянки и сдал вахту старпому.

– Наблюдай за берегом! Как появится красная ракета – значит доктор добрался до Побережья. Посылай за ним тузик. А я пойду прилягу на часок-другой, – заключил свое приказание капитан катера…

Когда Ивлев подошел к первой избе – было уже за полночь. Деревня спала глубоким сном. Тишина изредка нарушалась лаем собак.

– Кажется, фельдшерица живёт в избе с резными ставнями, а рядом старый колодец, – вспомнил он.

Некоторое время, в явном смущении Ивлев простоял на крыльце, размышляя, как ему убедительно объяснить свой столь поздний и неожиданный визит. Он постучал в дверь. Залаял пёс, замерзшее окно осветилось слабым светом керосиновой лампы, заскрипели двери.

– Кто там? – раздался тихий женский голос.

– Лейтенант Ивлев. С катера я. Матрос у меня больной. Видно воспаление лёгких. Вот к вам пришёл. Может, пенициллином выручите. Тревожусь я, что не довезу его до морской базы. Извините, что так поздно, – быстро проговорил Ивлев, словно боялся, что ему не поверят.

Но сразу застучал засов, дверь открылась и перед ним предстала пожилая седовласая женщина в накинутом на плечи стареньком кожушке. Она подняла керосиновую лампу и осветила лицо Ивлева.

– Как тебя величать, сынок? – спросила она.

– Иваном.

– А по отчеству? – продолжала допытываться фельдшерица.

– По отчеству, Петровичем, – совсем засмущался лейтенант Ивлев.

– А меня зовут Матрена Евграфовна. Из казачьего я роду-племени, – представилась фельдшерица и продолжила, – чай, ознобился, сынок, заходи в избу, попьешь чайку с медком, поведаешь мне, что стряслось с матросом, чем могу, выручу?!

Они расположились за столом в просторной кухне, рядом с неостывшей печью и пили чай.

– Лекарствами я не шибко богата, – говорила Матрена Евграфьевна, но так уж быть, двумя флаконами пенициллина выручу. Ты как, батюшка, через вторую речку перебирался, по кедру поваленному?

– По кедру, по кедру, по нему, по самому, – ответствовал лейтенант Ивлев, – за антибиотик вам низкий поклон, Матрена Евграфовна. – В долгу не останусь. Скоро опять на пост прибуду – выручу и медикаментами, и перевязкой.

– Вот возьми на путь-дорожку пару пирожков с капустой, да шанежек с творожком, авось пригодятся, – сказала на прощение Матрена Евграфьевна.

– Спасибо вам! – поклонился лейтенант Ивлев и поцеловал ей руку.

– Ну, с Богом, сынок! – улыбнулась Матрена Евграфьевна.

Лейтенант Ивлев быстро шагал по занесенной снегом дороге, по тропинке которую проторил собственными ногами пару часов назад. Ему казалось, что он уже на катере, что инъекция пенициллина давно сделана, а матросу стало значительно легче. Он вспоминал какой-то особый говор Матрены Евграфьевны. Добрую улыбку и мудрый взгляд, но не мог не удивиться тому, в какой глуши живет эта женщина. А сколько таких деревенек по всей матушке Руси, – размышлял он, – не счесть, забытых Богом и начальством. – Через месяц-другой опять буду в этих местах, привезу побольше самых разных лекарств и какой-нибудь гостинец Матрене Евграфьевне…

Из размышлений вывел его шум воды.

– Как быстро я добрался до реки, – только и подумал лейтенант Ивлев.

Перебираться по кедру в обратном направлении было значительно труднее. Мешали ветви. Но, скорее всего, сказывалась усталость.

– Сейчас-то я свое движение с верхушки начал, ветви только навстречу, – огорченно думал он.

Добравшись до