правы, в деньгах и времени у меня ограничения нет”, – мужчина на листочке, вырванном из записной книжки, сделал запись, протянул Соне, – “Буду очень благодарен”, и повернувшись к приятелям, добавил: “Не согласитесь ли вы со мной отобедать?” Приглашение было принято, и Сергей с приятелем очутились за столиком в ресторане “Нарва”, в двух шагах от комиссионного магазина. Новый знакомый, Алексей Егорович, так он представился, предложил в заказе не стесняться. Анатолий размахнулся и заказал бутылку водки, на что новый знакомый с усмешкой заметил: “А может лучше коньяк?” Анатолий, нисколько не смутившись, согласился. Алексей Егорович придержал официанта, добавил: “Молодым людям по двойной порции чёрной икры и всё, что к ней причитается, а мне котлету на пару, овощной салат и минеральную воду”. Сергей переглянулся с приятелем: “Что ж на себе-то экономите? – Анатолий кивнул в след удалившемуся официанту, – А говорите лимита в средствах нет”. Алексей Егорович поднял ладонь в протестующем жесте: “Анатолий, вы слишком прямолинейно мыслите, мой желудок не принимает уже другую пищу” Видимо, слова приятеля задели собеседника за живое, и он поведал друзьям свою историю, и если бы один из них имел отношение к кино, то непременно снял фильм на основе рассказанного: “Представьте себе молодого человека, возрастом, ну, скажем, как ваш приятель, – Алексей Егорович кивнул в сторону Серёги, – Я только что, отслужил в армии. Конечно, тянуло в родные пенаты, но мечта, тянула совсем в другую сторону. Если я вам скажу, что я тяготился славой подпольного миллионера Корейко, вы вряд ли поверите мне. Но всё так и обстояло в действительности. Было только одно отличие: я воспитывался в простой семье трудяг, образование получил в провинциальной школе, привык выкладываться до седьмого пота и совершенно не представлял, что можно большие деньги заработать каким-то другим путём. Оповестил родных, и не заезжая домой, прямиком отправился в Калининград, где требовались обработчики рыбы на промысловый флот. Определили меня на плавбазу по вылову и обработке тунца. Что представляет собой рыбный цех в период путины, да, ещё в тропической зоне, ад кромешный. Бок обок орудуют ножами обработчики, откидывая внутренности и отходы в баки под разделочными столами, рядом в отсеке гонят рыбий жир, тут же отходы перемалывают в рыбную муку. Жара стоит неимоверная, воздух спёртый, пронизанный рыбьими потрохами, вентиляция не справляется. И так несколько смен кряду. Под конец с ног валишься от усталости. В цехе я отработал пару путин, а потом определили меня в промысловую команду. Тунца-то как промышляют, на перемёты, на крюковую снасть, которую опускают с вельботов. Их по бортам на шлюпбалках на разных палубах с пару десятков насчитать можно. Работа, на первый взгляд, куда как, полегче. Ну, правда, на первый взгляд. Воздух, конечно, морской, недостатка кислорода лёгкие не испытывают, зато солёной водой поливает со всех сторон. Линь, на котором нанизаны поводки с крючками, ладони стирает до кости и не ровен час, вместо живца сам на крюке окажешься, не миновать купания за бортом. Хорошо, если старшина команды расторопен, даст во время задний ход, а напарники ходом втянут тебя обратно в вельбот, спасёшься, а нет, так на базе, завёрнутый в брезент в морозильнике вместе с уловом до Калининграда и довезут. Руки-то у меня все в отметинах, сколько раз крючки из себя выдёргивал, со счёта сбился. А самым первым так чуть сухожилия не порвал, решил обратным ходом вытащить. Хорошо бывалые моряки рядом оказались, втянули крюк поглубже, чтоб цевьё показалось, кусачками его отняли, а дальше уже по накатанной ране и вытащили. Через три дня повязку уже и скинул. Бывало, и на палтуса ходили в высокие широты. Там и летом вода выше пяти, семи градусов за бортом не поднимается, так что, очутиться в почти арктических водах на пять, семь минут дольше, верная смерть. При такой сумасшедшей работе отпуск грезится как оазис в пустыне. Уж, на что заработки были высокие, так некоторые моряки умудрялись спустить всё здесь же, в Калининграде, не доезжая до родного дома. Мне казалось по началу, что мои товарищи так ведут себя из какой-то профессиональной бравады, так, мол, принято среди бывалых моряков. А потом заметил, что местная власть некоторым образом поощряет такой “профессионализм” в кавычках. Приход в родной порт обставлялся с помпой, фейерверками, торжественным заседанием во Дворце Моряков и с дармовой выпивкой. Много ли надо мужику, постившемуся полгода в морях. Совсем чуть-чуть. А вокруг столько соблазнов, выпивка, красивые женщины вокруг. Да, они все красивые после выпитого вина. А к первым дням окончания путины шлюхи, простите меня за хлёсткое слово, со всего Союза слетались в портовый город. Мне одного раза хватило, побывал на слёте ударников морской нивы. Я потом от всех торжеств открещивался, сразу вставал на вахту, благо желающих после рейса торчать у трапа не оказывалось. Недели через две, смотрю, знакомые лица, опухшие, правда, по каютам распределяются, по утрам на работу спешат, кто грузчиком на складах, кто с автокаром управляется, а кто просто причал подметает. Вот, думаю и мой черёд наступил. Пишу заявление на отпуск, беру в кассе полный расчёт и прямиком на вокзал, билет покупать. По пути к дому подарков накуплю, неделю трачу на то, чтобы с родными пообщаться, а потом прямиком на юга подаюсь. Вы не удивляйтесь, молодые люди, к Черноморскому побережью я стремился не деньги тратить на увеселения и не отдыхать, а деньги зарабатывать. Ещё в мой первый отпуск по наитию отправился на юг нашей Родины, выбрал самый престижный пансионат и прямиком к директору, спрашиваю его: “Вам мастер на все руки нужен?”, а он меня спрашивает: “А что умеешь делать?” Ответить, что прикажете, так сразу можно оказаться за дверью. Ну, я и говорю: “У вас наверняка есть кладовка, забитая поломанной мебелью, электрикой и прочим хламом, на что укажете, то и отреставрирую в лучшем виде”. И действительно, повёл он меня по коридорам в дальний угол, открыл кладовку, забитую хламом, поискал глазами, чтобы такое предложить и ткнул пальцем в хромоногий столик: “Сделай так, чтобы мебель мне понравилась”. За три дня я управился, спал тут же в кладовке, благо разбитых диванов там было ни счесть. Директор, правда, дал указание меня в столовой кормить до окончания проверки. На третий день я выкатил отреставрированный столик, под слоем чёрного лака столешница оказалась карельской берёзы. Увидел директор мебель, аж, присел, меня спрашивает: “А можно я его домой заберу?” Что я мог ответить, “Конечно, ваше же имущество, вам и распоряжаться”. С тех пор на время