В ту ночь мне снился провал, разрушение и смерть. Проснулся я среди ночи в холодном поту – одна из издержек профессии. Потом снова заснул, и на этот раз ночь была ко мне добрее.

Встал я рано и поехал на такси в аэропорт Ла-Гуардиа. Там, подойдя к стойке «Эйр Канада», купил билет на восьмичасовой рейс до Торонто, а затем в книжном киоске приобрел экземпляр романа «Я не боюсь летать». Творение Эрики Йонг нервничать в самолете не заставит: к самолетам этот роман имел столько же отношения, сколько «Завтрак у Тиффани» – к еде.

Полтора часа спустя «Макдоннел-Дуглас DC9» плавно снизился над озером Онтарио.

Справа, посреди бескрайней снежной равнины, виднелись районы Торонто: башня Канадиен Нэшнл Тауэр с мигающими огнями, задуманная как самое высокое в мире безопорное строение, черные пальцы Доминион-центра, серебристо-сизое здание Торгового суда, вокруг них – стайка современных офисных небоскребов; а дальше, на тридцать миль в длину и пятнадцать в ширину, раскинулся вдоль озера необъятный город.

Зимний холод в Торонто какой-то особенный. На планете много мест, где температура ниже, но нигде мне не было так холодно. Спускаясь по трапу, я мог бы определить, куда попал, даже с завязанными глазами, по одному ледяному ветру в лицо.

В «Ависе» я взял напрокат «Форд» и поехал прочь. На ключах в зажигании у «Форда» имелась бирка, сообщающая, что этот автомобиль потребляет малоэтилированный бензин; был здесь также конвертер для переработки выхлопных газов, экономичный расходомер, бортовой компьютер, рассчитывающий расход топлива, несколько центнеров пластифицированного каучука, оберегающего пассажиров при столкновении, и двигатель объемом в пинту, на котором при всем желании, даже под горку и с попутным ветром, невозможно было разогнать эту супер-экологичную колымагу до восьмидесяти пяти миль в час – предельного значения спидометров на новейших американских машинах. Похоже, американское помешательство на экологичности и безопасности медленно, но верно распространялось и на Канаду.

Я выехал на чудовищно огромное Западное шоссе 401. От него лучами отходили шоссе поменьше, а от них – четырехполосные дороги, каждая из которых, в свою очередь, лучилась двухполосными проселками. Места на шоссе было достаточно, чтобы посадить эскадрон бомбардировщиков. Я вышел на шоссе 400, а оттуда на Северное шоссе 7 и поехал по направлению к Клейнбургу, родине канадского искусства. Не доезжая до Клейнбурга, свернул по направлению к деревне под названием Терра-Котта. На сиденье рядом со мной лежала карта, но туда я почти не смотрел – маршрут был простой. Дорога утопала в снегу, а усилитель руля не позволял почувствовать, что происходит с передними колесами. Ехать по глубокому снегу – особое искусство; судя по тому, что я не съехал с дороги, не свалился в кювет и даже более или менее продолжал двигаться вперед, этим искусством я владел.

За несколько миль до Терра-Котты стояла бензоколонка с занюханной кафешкой. Ржавая, изъеденная временем вывеска перед кафе извещала мир, что заведение «Отдохни у Риты» предлагает посетителям широкий выбор изысканных деликатесов – от гамбургеров до чизбургеров. Судя по паре грузовиков и побитому жизнью «Шевроле» у входа, бизнес Риты если и не процветал, то на плаву держался.

После «Отдохни у Риты» за окнами потянулись бескрайние поля, а затем вдруг возник перекресток со светофором. Слева я увидел мебельный склад. Посмотрел направо и прочел нужную мне вывеску. «Антиквариат» – гласили большие белые буквы на черном фоне. Ниже вывески притулился к стене неизбежный элемент декора – гнилая телега. Я остановился в сугробе, на который указывала табличка со стрелкой и надписью «Парковка для посетителей», и выключил мотор. Прежде чем выйти из машины, сунул руку в нагрудный карман, расстегнул кобуру и поднял предохранитель «Беретты». Затем вошел в магазин.

В полутемном торговом зале горками и грудами покоился всевозможный хлам. Магазин был из тех, что стоят на ступеньку повыше лавки старьевщика, но не из-за качества предлагаемого товара, а лишь потому, что поддерживают в зале нечто, отдаленно напоминающее порядок и чистоту. Были здесь старинные пузатые бутыли, кувшины, фарфор в цветочек, фарфор в листочек, фарфор с геометрическими узорами, кружки в честь коронации, керамическая пепельница конца XX века школы Фрэнка Дж. Вулворта, треснувшая жардиньерка, выцветший портрет Лестера Пирсона – бывшего канадского премьер-министра, того самого, о котором Уинстон Черчилль однажды спросил: «Что это за смешной канадец с писклявым голоском?» Среди прочего приятно выделялась музыкальная шкатулка – в самом деле старая и на вид довольно симпатичная.

Колокольчик возвестил о моем приходе, и несколько секунд спустя в дверном проеме показалась женщина. Остановилась, глядя на меня устало и равнодушно. Было ей, наверное, около тридцати пяти, однако выглядела она намного старше: исхудалая, ненакрашенная, в дешевеньком хлопковом платье и заношенном кардигане. На бледном лице уже отпечатались морщины, под глазами залегли темные круги. Когда-то, пожалуй, она была хорошенькой, но теперь ее глодало изнутри уныние и, возможно, страх.

Я повернул ручку музыкальной шкатулки, и в воздухе тоненько прозвенели первые такты «Тихой ночи».

– Сколько стоит?

– Разве там нет ярлычка с ценой? – Выговор у нее был английский, северный – кажется, йоркширский.

– Нет.

– Простите, не знаю. Зайдите позже, и я отвечу.

– А хозяина нет?

– Он спит наверху.

– Я могу подождать.

– Он до полудня не встанет. – Женщина покосилась на часы на стене; была половина одиннадцатого.

– Вы – миссис Спэрроу?

Ее глаза распахнулись, она подпрыгнула, словно сунула палец в розетку, побледнела еще сильнее, а в следующий миг густо покраснела.

– Нет.

Врет.

– Я миссис Баркер.

– Как поживает Харви?

– Не знаю никакого Харви.

– А ведь вы уже четырнадцать лет за ним замужем.

– Моего мужа зовут Джон, – ответила она, нервно взглянув на меня.

Я кивнул и промолчал.

– Кто вы? – спросила она. – Чего вы хотите?

– Хочу купить викторианскую музыкальную шкатулку.

– Если вы вернетесь через пару часов, мой муж уже. э-э. уже будет дома. Он вам скажет, сколько она стоит.

– Вы только что сказали, что ваш муж спит наверху.

– Правда? Я ошиблась. Его нет. А наверху у нас склад.

– Не возражаете, если я взгляну? Вдруг у вас там найдется что-нибудь любопытное.

– Нет! Пожалуйста! Пожалуйста, уходите, оставьте нас в покое!.. Кто вы? Зачем пришли? Вы же обещали, что нас никто больше не тронет! Что мы начнем жизнь сначала – в новой стране, с новыми именами, с деньгами, чтобы начать свое дело. Такой был уговор. Вы обещали никогда больше его не тревожить!