– Что можно сделать, чтобы реактор разнесло в клочья?

– Оставить все как есть и не трогать. Не пытаться открыть клапаны или еще что-нибудь в этом роде. Девяносто девять из ста, что рванет как следует! – Широко улыбнувшись, Файфшир достал из коробки новую сигару. – Если думаете, что у нас проблемы, благодарите свою счастливую звезду, что мы не в Америке! Там то же самое случилось с пятью реакторами на Западном побережье.

– А в Канаде?

– Канадцы своих диверсантов изловили. Французы, как вы знаете, тоже. А испанцы каким-то образом сумели остановить реакцию и закрыть реактор.

– Выходит, не повезло только американцам и нам?

В ответ Файфшир улыбнулся еще шире. «Крышей он, что ли, едет?» – подумал я.

– Вулканы! – сообщил Файфшир, торжествующе помахав у меня перед носом скомканной газетой. – Вулканы!

Интересно, подумал я, найдется в Стратегическом штабе психиатр?

– Когуана-де-Тик, Маунт-Сент-Хеленс, – продолжал шеф. – Только взгляните на это сообщение!

Он подтолкнул газету ко мне, и я прочел. Экстренное предупреждение об изменении погодных условий. Всем судам. Отправлено в двенадцать тридцать. Направление ветра изменяется на сто восемьдесят градусов, в ближайшее время ожидается сильнейший восточный ветер.

– Что значит «Когуана-де-Тик»? – спросил я.

– Вы что, газет не читаете?

– В последнее время, сэр, если вы не заметили, я был немножко занят.

– Вулканы! Два извержения в один день!

– Да, слышал, – ответил я.

– Так вот, достаточно часто случается, что извержение вулкана резко меняет погоду. Так произошло и в этот раз, причем радикально, потому что вулканов сразу два. В атмосфере возникла какая-то воронка или что-то в таком роде, я тут не очень хорошо разбираюсь. в общем, ветер начал дуть в обратную сторону! И теперь всю радиацию из Хантспила несет прямиком в Атлантику, а оттуда, скорее всего, южным ветром унесет в Арктику. Впрочем, к тому времени она почти полностью развеется в атмосфере.

– И все же не завидую пингвинам. А как насчет Америки?

– То же самое. Террористы, очевидно, хотели взорвать АЭС на Западном побережье, чтобы радиоактивным облаком накрыло всю Америку. А теперь накроет всю Сибирь!

– Вот черт, – вздохнул я. – Бедняги русские.

– Да уж, не повезло им, – с усмешкой подтвердил Файфшир.

Я сел и закурил. Оба мы долго молчали.

– Флинн, что-то вид у вас нерадостный, – заметил он.

– Не люблю проигрывать.

– Вы и не проиграли.

– Ну как? Конечно, проиграл. Реактор взорвется. Да, всю радиацию унесет в море, пятнадцать миллионов англичан останутся в живых – но благодаря не мне, не нам всем, а какой-то чертовой случайности. Нам просто повезло. А что будет в следующий раз?

– Флинн, дорогой мой, – сказал Файфшир, – нет в нашем деле никакого «этого раза» и «следующего раза», пора бы уж вам понять. Начал и концов тоже нет. Наша работа – бесконечный путь по темному тоннелю с редкими вспышками света. Где-то мы выигрываем, где-то проигрываем, а чаще всего сами не знаем, где выиграли, и тем более не знаем, где проиграли.

Я взглянул на него. Слова о «темном тоннеле с редкими вспышками света» кое о чем мне напомнили.

– Сэр, вы кроссворды разгадывать умеете?

– Смотря какие.

– «Граница между свободой и рабством, разделившая народ». Три слова. Пять букв, семь и снова семь.

– Откуда кроссворд?

– Из «Нью-Йорк санди таймс».

Думал он ровно три секунды.

– Это о Гражданской войне в Америке. Линия Мейсона-Диксона – граница между северными и южными штатами.

– Черт, ну конечно же! – воскликнул я.

– Еще вопросы?

– Пожалуй, нет. Хотя у нас осталась еще одна неразгаданная загадка: сэр Айзек Квойт. Файфшир кивнул.

– Знаете, что я думаю? Такой же отвлекающий маневр, как с топливом. Запутать нас и не дать понять, что происходит на самом деле.

– Уверен, вы правы, сэр. Но, черт возьми, что же теперь делать с его телом?

– Подбросить в Россию, Флинн. Или у вас есть другие предложения?

Увы, других предложений у меня не было.