– Очень смешно! Я случайно знайт, как выглядит герр Шледер. Я десять лет на него работайт! – Пистолет плотнее прижался к моему виску. – Кто ты есть такой?

– Аятолла Хомейни. Не узнал меня без бороды?

Пистолет вдавился мне в голову.

– С дырой в голова тебя никто не узнайт!

– Герр Шледер не обрадуется, если ты забрызгаешь кровью его стол. – Я мысленно выругал себя за беззаботность – свой пистолет я оставил в спальне.

– Если твоя кровь, он возражайт не будет. Герр Шледер не любит незваных гостей.

– Эй, кажется, тебя кто-то зовет! – воскликнул я.

– Еще немного, и я буду сильно злой! Никто больше не есть в этом здании!

Ага, попался! Теперь я знаю, что он один. Положим, не сильно это мне поможет, но в такой ситуации и пустячок радует. Что дальше? Пожалуй, стоит взглянуть ему в лицо – и на его пушку. Я сижу во вращающемся кресле, и кто бы в меня ни целился, ясно, что спускать курок он не станет, иначе сделал бы это давным-давно. Ему интереснее выяснить, кто я такой и что мне здесь нужно.

Оттолкнувшись со всей силы и пригнув голову, я развернул кресло, при этом правой рукой схватив его за руку со стволом и вмазав правой ногой ему по яйцам. Он полетел на стол, а затем скатился со стола, увлекая за собой большую часть документов. К сожалению, «ствол» – автоматический «Смит-и-Вессон» калибра.44 – остался у него в руке.

Я приподнял массивный стол за край и опустил на противника; донесся придушенный стон. Однако парень оказался то ли сильнее, то ли ловчее, чем я ожидал. Он выкатился из-под стола, направил на меня свою «пушку» и выстрелил. Пуля расплющилась о стену у меня над головой. Одним прыжком я выскочил из кабинета и бросился по бетонной лестнице наверх – к себе. Пробежав пролет, услышал, как внизу распахнулась дверь, по лестнице затопали тяжелые шаги и прогремел еще один выстрел.

Я влетел в спальню, выхватил из кобуры пистолет и снял его с предохранителя. Затем нырнул за кровать, переключил пистолет на автоматическую стрельбу, нацелил на дверь и стал ждать. Снаружи послышались шаги – и протопали дальше, не останавливаясь; как видно, противник решил, что я побежал на крышу.

Я вышел в коридор и скользнул в дверь пожарного выхода. Наверху послышался щелчок задвижки – противник открыл дверь на крышу. Я скорчился в тени внизу лестницы. Дверь распахнулась, и внутрь полился дневной свет. Противник оглядывал крышу – и, видимо, удивлялся, что меня не видит. Поразительная беспечность! Ему, как видно, и в голову не пришло, что я могу быть вооружен. Без всяких мер предосторожности он торчал на крыше, раздумывая, то ли я оттуда спрыгнул, то ли вообще там не появлялся, – и наконец решил вернуться. Он шагнул в дверной проем, и темный силуэт его обрисовался на фоне неба. Затрудняюсь сказать, сам я ему не понравился, моя «Беретта 93R» или мы оба; так или иначе, он попятился, одновременно пытаясь в меня прицелиться. Я спустил курок, и в грудь ему вонзились три пули, летящие со скоростью двенадцать тысяч футов в секунду. В сравнении со скоростью света это, может, не так уж много, но, поверьте мне, человеку вполне достаточно.

Три пули свою задачу выполнили: тот орган с левой стороны груди, о котором написано столько хорошей, средненькой и плохой романтической литературы, остановился навеки. От удара мой противник отлетел фута на четыре и распростерся не в самой изящной позе поперек воздетого вытяжного люка кондиционера.

Я выругался. Оставлять следы своего пребывания мне совершенно не хотелось. Можно вымыть грязную посуду, заправить постель, опустошить пепельницы; с трупами сложнее. По счастью, сгустились сумерки, разглядеть нас на крыше никто не мог (впрочем, никто не разглядел бы нас и при ярком свете дня). Я затащил тело на лестницу. Противник мой оказался здоровяком с короткой стрижкой, в дешевом коричневом костюме. Типичный вышибала средней руки – несомненно, один из армии наемников Шледера. В бумажнике у него нашлась пластиковая карточка. Звали бедолагу Курт Брунлер, работал он охранником, имел право неограниченного доступа в здание 101 по Даг-Хаммершельд-плаза. Я осмотрел бумажник: лицензии на оружие нет, водительские права немецкие. Очевидно, Шледер предпочитал импортировать мордоворотов со своей родины, а не нанимать местных. «Лучше сидел бы ты, парень, дома», – подумал я.

И Хеджет снова расстроится. Однако уже после праздников. Не то чтобы я беспокоился о Хеджете, но мне очень нужно время, и чем позднее обнаружат труп, тем лучше. Связка ключей в кармане у Брунлера подала мне идею. Я поднялся на крышу и отыскал ключ, подходящий к выходу из шахты лифта. Зайдя внутрь, посмотрел на сертификат технического обслуживания. На нем значилась дата 29 ноября. Обычно лифты закрывают на техобслуживание раз в год. Так что, если ничего дурного с этим лифтом не случится, в следующий раз кто-нибудь заглянет в шахту через одиннадцать месяцев.

Я затащил тело Брунлера внутрь и положил на крышу лифтовой кабины. Пассажиры, едущие вверх или вниз, не узнают о том, что за страшный спутник их сопровождает. Конечно, ни к чему ему валяться там одиннадцать месяцев; пусть многострадальный Хеджет сообщит о нем местным властям через несколько недель.

Убийства меня совсем не радуют, однако еще меньше радует, когда пытаются убить меня самого. Я задумался о том, долго ли следил за мной Брунлер, и невольно вздрогнул. А как он попал в здание? И зачем? Его кто-то прислал? Поразмыслив, я решил, что это маловероятно. Скорее всего, ему поручили приглядывать за офисом на рождественских праздниках: первые два дня он пренебрегал своей задачей, а в воскресенье вечером решил все-таки зайти и проверить на всякий случай, всё ли тут в порядке. Знаю, звучит цинично, но при мысли о трупе на крыше лифтовой кабины я невольно усмехнулся. Говорят, жизнь – это сплошные взлеты и падения.

Настала пора уходить. Одно доброе дело Брунлер для меня сделал – позволил уйти раньше, чем я планировал. Компьютер наверняка зафиксировал, как он входит в здание; а то, что вошел Брунлер, а вышел Макс Флинн, едва ли его встревожит. Главное, чтобы число вошедших совпадало с числом ушедших. Это я обеспечу.

За пару часов я прибрался, замаскировал, насколько возможно, дыру в стене кабинета и, довольный проделанной работой, к восьми часам вернулся в «Уорвик». Заказал себе ужин в номер, сел в кресло и продолжил размышления, так некстати прерванные приходом Брунлера.

Топливные стержни и кассеты, помеченные литерой В, – что, черт возьми, в них такого особенного? Похоже, Квойт был прав. Нужно срочно раздобыть такой стержень. Для каких атомных станций они предназначаются, я по-прежнему не знал. Семьдесят две топливные кассеты для Англии. Вроде бы в среднем реактор потребляет в сутки около тридцати шести кассет: значит, это запас топлива для одного реактора на два дня или для двух реакторов на день. Можно оповестить страны, которым грозит опасность, и посоветовать им проверить все топливо на всех ядерных реакторах – вдруг где-нибудь обнаружатся стержни, помеченные буквой В. Впрочем, если на станциях уже работают террористы, вполне вероятно, что и проверять топливо будет террорист, и он, разумеется, ничего не сообщит. Телексы датированы 23 декабря. Вряд ли указанное топливо успели куда-то отправить до Рождества, скорее всего, стержни еще в «Атом-Шлед» в Гамбурге. По-видимому, отправят их между Рождеством и Новым годом, когда на большинстве предприятий половина сотрудников в отпусках, все расслаблены и не слишком заботятся о безопасности. Шледер все предусмотрел. Необходимо не дать топливу покинуть Гамбург, пока мы не установим наблюдение за всеми заводами и складами «Атом-Шлед» – опасные стержни могут быть где угодно – и не отследим, куда их отправят. Чтобы задержать отправку, придется на несколько дней убрать со сцены Шледера. А убрать такого человека со своего пути не так-то легко.