воспользуются у вас священными правами гостеприимства, и надеюсь, что дружба ваша доставит им подобный же прием у его королевского высочества великого герцогства Тосканского, с которым моим путешественникам предстоит вступить в столь близкую родственную связь и который, впрочем, в течение двенадцати лет явил уже столько доказательств своего расположения к русскому народу».

Екатерина II написала письмо фельдмаршалу Румянцеву, в котором дала указания о том, чтобы всеми способами оказать содействие в путешествии великокняжеской чете, они должны побывать в Киеве, в Польше, а для этого нужны лошади и прочее необходимое для благополучного путешествия. Кабинет-министры канцелярии тоже должны были разослать свои послания по столицам иностранных государств, куда предполагались визиты Павла Петровича и Марии Федоровны.

Мария Федоровна была счастлива оттого, что в самое ближайшее время она увидит чуть ли не всю свою семью, родителей, сестер, кого-то из братьев, которые приедут в Вену, чтобы познакомиться с новыми родственниками: принцесса Елизавета Вюртембергская выходит замуж за наследного принца Франца, сына герцога Тосканского.

Граф Николай Петрович Румянцев и князь Андрей Куракин были включены в свиту цесаревича.

19 сентября 1781 года Екатерина II, царедворцы большого и малого дворов присутствовали при отъезде из Царского Села княжеской четы в зарубежные страны для пополнения своих знаний. Мария Федоровна вела себя ровно, но, прощаясь с детьми, не сдержала чувств и трижды падала в обморок, в полубессознательном состоянии ее и усадили в карету. Николай Петрович с болью переживал случившееся. Видел, как великий князь тоже чуть не плакал, но крепился, помогая великой княгине. Екатерина II крайне удивилась такому проявлению эмоций. Но в донесении английского посла Гарриса своему правительству было сказано: «Нет ни малейшего сомнения, что необыкновенная чувствительность их императорских высочеств вызвана не одной только разлукой с детьми. Граф Панин наполнил их умы опасениями, и они уехали под сильным впечатлением ужаса» (Шильдер. Примечания).

Но Екатерина II пока не догадывалась о роковой роли графа Панина, и 21 сентября, через два дня после отъезда из Царского Села, писала своим детям: «Ваши ответы, дорогие дети, которые вручил мне Дивов, и то, что он мне сообщил, уменьшили мое беспокойство насчет состояния здоровья моей дорогой дочери. Если бы я могла предвидеть, что при отъезде она три раза упадет в обморок и что ее под руки отведут в карету, то уже одна мысль о том, что ее здоровье придется подвергнуть таким тяжким испытаниям, помешала бы мне дать согласие на это путешествие. Нежность, которую вы оба выказываете мне, дорогие дети, правда, облегчает скорбь, причиненную мне вашим отсутствием; но мое чувство к вам говорит и повторяет вам: возвращайтесь, как только это будет возможно, будь это из Пскова, Полоцка, Могилева, Киева или из Вены, потому что ведь, в конце концов, мы без всякой уважительной причины переносим печаль такой разлуки. Итак, спросивши свое сердце и ум, я прихожу к заключению, что вам, если вы не находите никакого удовольствия продолжать путь, следует решиться тотчас же возвратиться назад, под предлогом, что я написала вам вернуться ко мне. Дети ваши, которых я только что видела, здоровы» (Шильдер. С. 126).

Получив это письмо, Павел Петрович и Мария Федоровна спокойно продолжали свой путь. Повсюду в Пскове, Полоцке, Могилеве, Чернигове их ждали сменные лошади, приемы губернаторов, обеды, порой танцевальные залы. В Киеве их встретил фельдмаршал граф Румянцев, 14 октября устроили праздничный вечер по случаю дня рождения великой княгини Марии Федоровны, а на следующий день отправились в город Васильков, в Вишневце произошла встреча с польским королем Станиславом Понятовским, который молодые годы провел в покоях великой княгини Екатерины Алексеевны.

В Тропау их встретил император Иосиф II, и 10 ноября путешественники прибыли в Вену, где Мария Федоровна с радостью обнимала своих родителей, сестру Елизавету, которые приехали договориться с эрцгерцогом Францем и его родными о свадьбе с принцессой Елизаветой Вюртембергской.

«Прошу вас, любезный друг, передайте королевской семье мою благодарность за участие, которое они принимают во мне по случаю моего путешествия, – писал Павел Петрович барону Сакену из Вены 3 декабря 1781 года. – Вы знаете мое к ним расположение, знаете и цену моей признательности… Скажу вам насчет моего здесь пребывания, что мы живем как нельзя лучше, осыпанные любезностями императора и пользуясь вниманием со стороны прочих; вообще это прелестное место, в особенности когда находишься в кругу своего семейства. Я желал бы удвоиться или утроиться, чтобы успеть все видеть и сделать… Мы прилагаем все усилия, чтобы проявить нашу признательность. Но зато у нас почти нет минуты покоя для того, чтобы выполнить обязанности, налагаемые на нас оказываемым нам вниманием и вежливостью, так и для того, чтобы не упустить чего-либо замечательного по части интересных предметов; а правду сказать, государственная машина здесь слишком хороша и велика, чтобы на каждом шагу не представлять чего-либо интересного, в особенности же, ввиду большой аналогии ее, в обшем, с нашею. Есть что изучать по моей специальности, начиная с самого главы государства» (Шильдер).

Император Иосиф II, после смерти Марии-Терезии ставший полновластным хозяином империи, испытывая дружеские чувства к России, к императрице Екатерине II, с доверием отнесся и к Павлу Петровичу, сообщив ему о том, что Австрия и Россия самое ближайшее время подпишут договор о секретном союзе, в котором роль Австрии строго определена – содействовать России в деле приобретения Крыма как одной из областей России. Мать ничего не говорила ему об этом, хотя нетрудно было догадаться после совещаний и переговоров в Могилеве, что так и будет. Великий князь был таким, как всегда и везде, он ни минуты нигде не прикидывался другим, он прямодушен, любезен, благороден, с детства привили в нем благородный образ мыслей, но он не сдержан, порой проявляет пылкость и колкость, чрезмерно чувствителен. Он знал, что эти качества – признаки его дурного характера. «Человек невольно делается неловким, – думал он в эти дни, – когда старается казаться не тем, что он есть на самом деле. Впрочем, так как мои действия были только действиями частного лица…»

Среди суеты повседневных дел венский двор решил в дни пребывания Павла Петровича поставить трагедию Шекспира «Гамлет». Во время репетиций в театре шло обсуждение пьесы, особенно привлекал образ Гамлета. Сложный, противоречивый, трагический образ Гамлета в чем-то поразительно напоминал великого князя Павла Петровича, его зависимость от императрицы, его противоречивость и полное отсутствие участия в управлении страной. Уже несколько недель в Вене чаще всего и говорили о нем, сравнивали его судьбу с печальной судьбой опального принца. Наконец актер Брокман отказался играть эту