В верхнем ящике письменного стола я нашла зажигалку и использую ее, чтобы осмотреть маленький кабинет. Мебели здесь минимум: стол в углу и пара кресел. Похоже, это чье-то убежище. В одном из ящиков катаются бутылка виски и стакан. Мне нужно найти подходящее оружие, пока не появился кто-нибудь из экипажа: я помню, как Соломон рассказывал, что на борту двое мужчин. Значит, второй может найти меня в любую минуту, однако я все равно спешу выяснить, кто стоит за всеми нападениями.

В качестве оружия нахожу лишь пресс-папье. Оно тяжелое; я могу поднять его лишь двумя руками, но оно более смертоносное, чем ружье для подводной охоты. Надо провернуть тот же трюк, что и в каюте, – затаиться за дверью. Неожиданно я вспоминаю Филипа, выражение ужаса на его лице, когда Соломон Найл застал нас на вилле Ротморов. Тогда я не испугалась – и сейчас больше, чем когда-либо, должна поддерживать в себе смелость.

Поднимаю зажигалку вверх и вижу книги на полке над столом: классические европейские романы Виктора Гюго и Томаса Манна. Есть еще пьесы Ибсена, Чехова и Пинтера, что вызывает у меня удивление. Неужели все жестокие убийцы питают страсть к классической литературе и драматургии?

Я продолжаю шарить в ящиках и нахожу конверт с детскими фотографиями Томми, Аманды, Саши и Лили. И – я холодею – фотографии из моих альбомов в «Райском уголке». Кто-то побывал в моем доме и рылся в моих личных вещах. В следующем ящике я нахожу книгу с древними символами обеа. Открываю ее, и на пол падает красное перо – такое же, как то, что было вплетено в волосы Мамы Тулен. Но мне не верится, что художница имеет отношения к нападениям, хотя ее духовная аура и заставляет меня нервничать. Дальше я нахожу маленький кусочек черепахового панциря в виде треугольника – медиатор для гитары. Непроизвольно роняю его, представляя, как Кит Белмонт сидит здесь, играет на гитаре и потягивает виски… Однако что-то не стыкуется. Пусть Кит не всегда честен, но его вновь обретенная любовь к морской среде выглядит искренней.

Мой взгляд перемещается вверх, на еще одну фотографию, приколотую к стене. На ней крупным планом заснята женщина, чьи красивые черты освещены лучами солнца. В последний раз мы с ней виделись двадцать лет назад. Но как фото Эмили Колдер, матери Лили, через двадцать лет после ее смерти оказалось на «Морской грезе»?

С палубы «Морской грезы» Найл едва различает полицейский катер. Лили направляет судно на надвигающуюся волну, и катер кажется спичечным коробком, который подбрасывает очередной вал. Им с Уэсли придется справляться одним – расстояние слишком большое, чтобы можно было подать сигнал. Найл стоит в тени рубки, пока в поле его зрения не попадает скоростной катер, дрейфующий на тонкой веревке; он слишком далеко, чтобы прочитать название на носу. Детектив не понимает, почему его не подняли на борт, чтобы защитить от повреждений, которые может причинить шторм; если только у владельца не хватило на это времени до того, как погодная обстановка ухудшилась.

Сознание детектива, продвигающегося к жилым отсекам яхты, переполнено версиями. Все его главные подозреваемые сейчас находятся на Мюстике, однако он уверен, что один из них связан с «Морской грезой». Эта мысль ускользает, когда Соломон слышит звонок телефона. Звук идет из кубрика, который он видел в прошлый визит, но сейчас шторы там плотно сдвинуты.

Найл наклоняется, чтобы заглянуть в щель между полотнами, и тут кто-то сзади пихает его с такой силой, что он ударяется о поручень. Пытается ухватиться за него, но все равно падает в воду, а на палубе звучит дикий хохот, который, эхом отражаясь от волн, превращается в какофонию. Спасательный жилет удерживает Найла на поверхности, но от холодной воды немеет сознание. Он видит «Морскую грезу», свет, льющийся из иллюминаторов, и крохотный полицейский катер, прежде чем все исчезает. Соломон словно оказывается в гигантской стиральной машине, лишенный возможности дышать. Когда вода снова выплевывает его наверх, приходят воспоминания. Вот ему четырнадцать, и он потерял девственность с девочкой из деревни; вот Лайрон бежит по берегу; вот отец сидит в качалке… Вода наконец-то оставляет его в покое, и он плывет на спине, однако «Морская греза» уже далеко. Ему придется выгребать против волн, и следующий вал обрушивается ему на голову.

Яхта принимает на себя атаку шторма, и я не слышу ничего, кроме усталых воплей якорной цепи. Я уверена, что на борту есть еще один мужчина, однако он, вероятно, пока не понял, что я сбежала из каюты. Снова щелкаю зажигалкой и вижу на письменном столе коробку. В ней пачка сигарет и металлический контейнер размером с ладонь. В нем что-то гремит. В контейнере с десяток патронов, и моя тревога усиливается. Я дрожащей рукой кладу патроны в карман. Если люди, которые привезли меня сюда, вооружены, шансы мои невысоки, и тот, которого я заперла, уже пришел в себя. Я слышу, как он колотит кулаками в дверь, его голос поднимается до рева.

Паника вынуждает меня снова обыскать ящик, но ничего полезного там нет.

Дверь неожиданно распахивается, и я прячу пресс-папье под порванным платьем. Я не могу разглядеть лицо мужчины, так как свет падает из коридора, зато меня оглушает его хохот. Он включает настольную лампу и плюхается в кресло, чувствуя себя как дома. Заговаривает хриплым от курева голосом, и я слышу грубый лондонский выговор:

– А вы крепче, чем я думал… Не ожидал, что такая благородная дама, как вы, будет драться не на жизнь, а на смерть.

– Кто вы?

– Дэниел Келлерман; если хотите, зовите меня Дэн.

– Мы с вами раньше встречались?

– Совсем недавно. – Его хохот напоминает бульканье канализации. – Мы с вами вращаемся в разных кругах. Но оказались вместе на одной вечеринке.

– Немедленно переправьте меня на берег.

– Боюсь, это невозможно. – На его лице появляется притворное сочувствие. – Босс просто хотел вас встряхнуть, заставить прекратить поиски убийцы. Вы должны были оставаться под замком, и завтра мы вернули бы вас на берег целой и невредимой. Но теперь все зашло слишком далеко.

– Меня ищет полиция.

– Уже не ищет. – Он закуривает сигарету и глубоко затягивается. Его вытянутое лицо, обрамленное длинными, до ворота, волосами, кажется мне знакомым, но я не могу вспомнить. – Хотите знать, что случилось с вашим другом-детективом?

– С Соломоном Найлом?

– Человек оказался за бортом. Он выбрал плохую ночь для заплыва, не так ли?

Я бросаюсь к иллюминатору. Волны огромные, как «американские горки», и яхта опасно приблизилась к камням, однако вид Мюстика прибавляет мне сил. Надо выиграть время, пока я не найду путь на берег.

Ярость толкает Найла вперед. Волны бросаются то в одну сторону, то в другую; он сможет победить их только целеустремленностью. Его цель – любым способом добраться до «Морской грезы». Соломон ждет промежутка между двумя валами, затем плывет размеренным кролем, пока следующая волна не отшвыривает его назад. Он продвигается вперед медленно, однако с каждой попыткой яхта, светящаяся ярко, как маяк, становится все ближе.