– Только что ты заявила, что жаждешь мести за Файта и Пандору! – с усмешкой напомнила Кэт.

– Я хочу справедливости! Разве это неправильно?

– Твоя сестра была лживой маленькой садисткой. Я видела, что она сделала с петушиной книгой там, в замке. Она ловко вкралась к нам в доверие, чтобы выдать нас всех властям. Что бы с ней ни произошло, ей досталось по заслугам!

Тень неуверенности на миг скользнула по лицу Рашель, но тотчас же снова пропала, уступив место ярости.

Кэт впервые задалась вопросом: не является ли уверенность в собственной правоте, которую излучала Рашель, всего лишь маской?

– Что тебе от меня надо? – спросила Кэт. – Зачем ты пришла сюда, устроила всё это, – она махнула рукой на горящий прямоугольник по периметру двери, – и что-то рассказываешь мне?

– Я хочу, чтобы ты узнала истинное положение вещей, прежде чем с тобой поговорит твой отец. Я не знаю, как он поведёт себя с тобой, – возможно, будет угрожать или перевоплотится в заботливого папочку. Но будь уверена: он только использует всех нас для того, чтобы упрочить положение новой Академии во внешнем мире. Он хочет вернуть времена «Алого зала», когда горстка могущественных чиновников тайно управляла миром. Собственно, когда Три рода забрали всю власть себе, они планировали действовать именно так. Но потом стали возникать новые и новые ночные убежища, из книг посыпались экслибры, и в результате основной обязанностью Академии стало стеречь мешок блох, в который к тому времени превратился мир библиомантики.

Твой отец, однако же, хочет не этого. Убежища никогда его не интересовали. Он решил захватить власть над реальным миром, над Уайтхоллом и Вашингтоном, над Берлином и Москвой и бог его знает над чем ещё. И угроза, которую представляют собой идеи, – для него великолепный повод бросить возиться с ночными убежищами и начать всё сначала. Пока до этого не дошло, я нужна ему как марионетка. Как только возня с убежищами закончится, я ему больше не понадоблюсь. Тогда Комитет превратится в «Алый зал» нового поколения, а библиомантика станет тайным оружием горстки серых кардиналов. В новом обществе речь пойдёт вовсе не о литературе, не о книгах и не о чтении, а только о власти и влиянии.

Кэт не подозревала о том, что планы её отца простираются так далеко. Всё, за что боролись мятежники, – свобода, равенство прав экслибров и людей, права убежищ на самоопределение, – всё это перечёркивалось одним движением пера и больше не играло никакой роли. Библиоманты вернутся в большой мир, а экслибры погибнут в убежищах. Если то, что она услышала от Рашель, было правдой, её отец, по сути, планировал геноцид. Приказов о расстреле он не отдавал, однако именно он обрекал экслибров на гибель в пучине идей.

– И ты рассказываешь мне всё это из простого человеколюбия?

– Нет. – Рашель оглянулась на дверь, края которой всё ещё пылали жаром страничного сердца, потом достала из сумочки дамский револьвер – маленький, умещавшийся на ладони. Она осторожно наклонилась и аккуратно затолкала оружие под тонкий матрац. – Охрана снаружи – обычные гвардейцы, они не библиоманты. Если что, предположат, что кто-то из них работал на мятежников. Никто не узнает, как оружие попало сюда на самом деле.

Кэт следила за действиями Рашель не поворачивая головы. Её лицо застыло, превратившись в гипсовую маску, когда она вновь взглянула на Рашель.

– Ты что, всерьёз полагаешь, что я застрелю своего собственного отца?! Я не такая, как ты.

– Нас было трое – Файт, Пандора и я. И мы все понимали, что другого пути добиться перемен не существует. Вся эта идиотская болтовня о кровном родстве и семейных узах… Всё это не имеет значения, если на карту поставлены вещи, которые важнее любого из нас по отдельности. Ты же работаешь на Сопротивление, ты должна это понимать, как никто другой.

Кэт крепко сжала кулаки и со всей силы вдавила их в матрац по бокам от себя.

– Ты думаешь, я позволю тебе использовать меня? Мой отец стоит у тебя на пути, и ты полагаешь, что я достаточно глупа, чтобы купиться на твои уловки?

Рашель покачала головой:

– Он явится к тебе и захочет поговорить. Спроси его про ночные убежища и про закрытие порталов. А ещё спроси, что станет с экслибрами. Я полагаю, он скажет тебе правду и всё подтвердит. А ты подумай хорошенько, что больше весит: твоя дурацкая гордость или гибель всех этих людей? – Она говорила абсолютно спокойно, но каждое слово Кэт ощущала как пощёчину. – Твой отец вертит Комитетом как хочет. Но если его не будет в живых, я воспользуюсь моим происхождением как козырем. Фамилия Химмелей ещё кое-что значит. Я смогу перетянуть членов Комитета на свою сторону.

Кэт кинулась к Рашель. С гневным воплем она набросилась на неё, схватила за горло и прижала к стене камеры. Две-три секунды казалось, что жизнь Рашель в опасности, но потом Кэт почувствовала, как её свободная воля утекает, распадается, переходит к Рашель.

– Ты отпустишь меня, – тихо произнесла библиомантка. – Потом ты спокойно сядешь на койку.

Кэт машинально сделала, как ей было приказано.

Рашель потёрла шею и шагнула вслед за Кэт, остановившись в двух шагах от неё.

– Вот и хорошо, – сказала она. – Спасибо.

Чары внезапно рассеялись, к Кэт вернулась ясность мыслей. Осталась лишь лёгкая головная боль.

– Ты…

– Хватит! – оборвала её Рашель, в этот раз не прибегая к внушению и оставляя Кэт свободу воли. – Прекрати эти глупости! Тебе не справиться со мной, ты не можешь этого не понимать. И если я внушу тебе с помощью библиомантики, чтобы ты застрелила своего отца, ты не сможешь противостоять мне. А я могла бы сделать это, и, вероятно, действия этого внушения хватило бы на то, чтобы довести дело до конца.

Возможно, это была правда, а может быть, и нет. Кэт молча, с непроницаемым лицом смотрела на Рашель.

– Но я не хочу этого, – продолжала библиомантка. – Я несу ответственность за смерть моего отца, а ты, уж будь добра, неси ответственность за своего. Он может остаться самым могущественным человеком в Адамантовой Академии и приговорить всех экслибров и многих библиомантов к смерти, или ты воспользуешься возможностью его остановить. Решение за тобой. – Она машинально разгладила складки на юбке. – Можешь думать обо мне что хочешь. Но смерть твоего отца необходима. И ты это понимаешь.

Кэт не проронила ни слова. Там, где она сидела, под поролоновым матрацем нащупывался твёрдый холмик. Она вспоминала бесконечные разговоры, которые они с Финнианом вели в последние дни. Он говорил, что устал бороться, а у неё, напротив, было ощущение, что бороться она только начала. Увидев в газете фотографию отца вместе с Рашель, она вновь испытала чувства, которые подавляла в себе долгое время. И теперь по иронии судьбы именно Рашель давала ей возможность воплотить в жизнь все слова и все угрозы, когда-либо сказанные ему в гневе.

– У тебя всё на лице написано, Кэт, – продолжала Рашель. – Ты телом и душой на стороне мятежников, поэтому понимаешь, что иногда приходится принимать неизбежные решения. – Она повернулась к двери, чтобы покинуть камеру. Но прежде чем захлопнуть сердечную книгу и погасить страничное сердце, она оглянулась и сказала: – А если на всё тебе наплевать, спроси своего отца, что он собирается сделать с Финнианом.