— Подробнее расскажу в другой раз, но не волнуйся, для вас ничего не изменится. Хранителям ход на Тар по-прежнему закрыт. Но и я, к сожалению, не пройду. Могу выйти на пару минут в зоне действия врат и только.

— Жаль. Галла тебя весной в гости ждет.

— К весне, может, что-то и изменится. А пока определись со своим другом. Просить за него Гвейна?

— Проси! Но если можно, пусть разрешит Галле поработать с этими вратами. А то два дня потеряю, если поеду к ближайшим действующим.

— Хорошо. Но эльф на Таре под твоей ответственностью. Лишнего ему не рассказывай. Не кривись, я вижу! Иоллар — твой приятель, а нам с Галчонком он никто, и причин доверять ему у меня нет. И раз уж все равно пойдешь за ним, сделай крюк, заскочи на Юули. Пять месяцев прошло, хочу посмотреть, как изменились показатели.

— Когда?

— Через длань приезжайте. Если Гвейн даст добро, Галла откроет портал. Сразу иди в колонию. Потом по обстоятельствам: или ко мне с результатами, или сначала за Иолларом, а с ним ко мне. Девочка может не ждать — бросит маячок, она знает как, и ты вернешься через ту же дверку.

— Так просто? — не поверил Эн-Ферро.

— А ты хочешь сложностей?

— Убереги небо! — поспешно возразил кард.

На том и порешили.

Галла

— Ты с ума сошел? Зачем?

Я не спорю, Лайсарин Эн-Ферро, магистр Пилаг первой степени, несомненно, умен и многоопытен, но и в его голову приходят порой бредовые идеи. Всю дорогу от Паленки глубокомысленно молчал, а дома, едва переступив порог, объявил, чтобы я готовилась принимать гостя. И кого — того самого высокомерного орко-эльфа, сыночка до дрожи в коленках памятного мне князя Окнира.

— Галчонок, пойми, Ил — мой друг и у него сейчас очень сложный период в жизни. Умер дед, единственный член семьи, с которым он был близок. Отец надумал женить его на какой-то незнакомой тетке…

— Велика проблема! Судя по тому, что шеф рассказывал, жениться по расчету на незнакомых тетках — наследственная черта их семейки.

— Ты не знаешь Ила, так что не суди заочно. К тому же последние сорок лет его воспитывал не хитроумный князь Окнир, а милый, добрый и честный Лайс Эн-Ферро.

— Хорошо, что предупредил. А то уж я почти согласилась.

— Галчонок, нужно выручать парня. Ну поживет он у нас чуть-чуть, что с того? Я же не возражал, когда на прошлой длани у нас гостила твоя подружка.

— Алатти? Да ты бы не возражал, если б она еще на ночь осталась. Причем в твоей постели. А меня приблудные эльфы в доме не устраивают. Зачем вообще его на Тар тащить? Оставь где-нибудь, найди мирок посимпатичней.

— О небо! — взревел кард. — Ты меня вообще не слушаешь! Не могу я его бросить. Не могу!

— Понятно, — небрежно обронила я. — Мы в ответе за тех, кого приручили. Антуан де Сент-Экзюпери.

— Нет, — в лицо мне рявкнул кард. — Нельзя бросать того, кто рисковал своей жизнью, спасая твою. Лайс Эн-Ферро!

Даже так? Тогда ладно.

— А сразу по-человечески мог объяснить? — спросила я уже примирительно.

— Не мог, — ухмыльнулся он. — Я не человек.

— Спать-то он где будет? У тебя?

— Ты что, Галчонок? — выпучил глаза кард. — Мы не настолько близки. В гостиной на диванчике перекантуется, а по весне чердак разберем: крыша у нас высокая, организуем ему мансарду с видом на море.

Юули

— Лайс? — удивился Клай Эн-Сотто, пропуская в дом нежданного гостя. — Второй раз за полгода. Этак ты меня совсем избалуешь.

В голосе старика звучал неприкрытый сарказм.

— Мне нужно воспользоваться твоей лабораторией, — чуть виновато признался магистр Пилаг.

— Опять? Неужели там, где ты сейчас обретаешься, совсем нет медицинского оборудования?

— Такого, как здесь, нет нигде.

— Что, так сразу и помчишься в подвал, даже келса не попьешь? — усмехнулся профессор.

— Пожалуй, выпью чашечку, — согласился идущий, сбавляя пыл.

А то и правда неудобно получается. Пришел, решил свои вопросы и скрылся в неизвестном направлении. А Эн-Сотто, между прочим, двоюродный брат его матери, последний оставшийся в Сопределье родственник. Да и сдал старик в последнее время. Восемьсот пятьдесят — даже для карда самая что ни есть старость. А живет все так же один.

Эн-Ферро скользнул взглядом по стоящему на полке фото. Герб. Единственный сын — опора и надежда. Скоро сто двадцать лет как его не стало.

Гербен шел по стопам отца, занимался исследованиями в области генетики, работал в проекте «Исток». У Клая были причины гордиться сыном: проектом интересовался сам Кадм, Хранитель врат в их новом мире. Даже выделил для работы несколько помещений в своей лаборатории, оснащенной, наверное, лучшим в Сопределье оборудованием. Лайс помнил восторженные отзывы кузена и то, как они вместе посмеивались над молодыми учеными, робевшими перед Хранителем. О драконах вечно плетут небылицы, и среди лаборантов ходили передаваемые зловещим шепотом истории о том, что из занимаемого Кадмом сектора доносятся по ночам крики и стоны, а особо чувствительные девицы слышали детский плач. Поговаривали, что экспериментатор-старейшина проводит опыты над живущими, и отчаянно боялись, что однажды их пригласят в этих опытах поучаствовать. Герб был чужд подобных страхов. Он весь погрузился в работу, мог не вылезать из лаборатории неделями. Там его и нашла смерть. Горстка людей, в чьи пустые головы кто-то вбил идеи расизма, начала с разбрасывания по городу листовок с похабными картинками и требованиями к «хвостатым выродкам» убираться с их планеты. А закончили эти ксенофобы тем, что однажды ночью взорвали стоявший на границе людских районов и поселения кардов исследовательский центр. Видимо, гнева дракона, истинного хозяина этой лаборатории, они не опасались: вокруг горящего здания валялись горы тех самых листовок, а на въездных воротах красовалась повешенная кошка — священное, неприкасаемое для кардов животное. Потом говорили, что экстремистов впустил внутрь охранник-человек, которого они тоже не пожалели, оставив гореть вместе с тремя учеными, одним из которых был Гербен Эн-Сотто. Их конечно же нашли. Был показательный суд, на котором четверо прыщавых юнцов до хрипоты доказывали свою невиновность, плакали безутешные матери и злобно щурил желтые глаза старейшина Кадм. Был мягкий, по мнению многих, приговор о пожизненной ссылке на рудники на севере континента, и обещание дракона сгноить ублюдков заживо, от которого впоследствии отговорил его Кир. Лайс тогда в первый и в последний раз ругался с другом, укоряя его в излишнем человеколюбии, а после понял, что тот был прав. Кадм как Хранитель не должен был вмешиваться в дела живущих, пусть даже они посягнули на его собственность и жизни иномирцев, которым он обещал защиту и покровительство. Те тупоголовые мальчишки в любом случае не дожили бы до этих дней, а Герба, который был бы сейчас еще молод и, возможно, завел бы семью, никакое отмщение уже не вернуло бы…