— Соедините, — бросил комиссар.

Адъютант выскочил, а генерал поднял телефонную трубку. Вскоре он вымолвил:

— Здравия желаю, товарищ народный комиссар.

— Здравствуйте, Голиков. Как вы объясните, товарищ Голиков, факт массированной бомбардировки Рязани в момент прохождения спецсостава? Случайностью?

— Скорее, нет.

Берия неопределенно хмыкнул.

— Тогда как? Как фашисты могли узнать о спецсоставе?

— Фашисты одновременно бомбили три железнодорожных маршрута возможного движения из Москвы спецсостава на Урал. Несомненно, они знали о времени движении спецсостава, только не знали, каким конкретно путем пойдет состав.

— И что из этого следует? Где-то произошла утечка?

— Не думаю, товарищ Берия. Если бы была утечка, они бомбили бы одно определенное направление.

— Тогда что?

— Мы уже ловили фашистских агентов у одного хранилища. Я думаю, они находятся снова у московских хранилищ и отслеживают вход и выход железнодорожных составов. Надо провести, товарищ Народный комиссар, масштабную операцию по выявлению агентов вблизи двух хранилищ.

— Мысль дельная, мы проведем такую операцию. Ваши сотрудники не проявили преступной халатности во время взрыва вагона с металлом?

— Никак нет, товарищ Берия. Вам, наверное, доложили, что один из них погиб.

— Да, но это не снимает с них ответственности.

— С вашего разрешения я бы обратил внимание на начальника линейного отделения милиции станции Рязань. Он странно пропал примерно во время взрыва. Также надо внимательно исследовать пули, которыми были убиты наш сотрудник и один гражданский мужчина.

— Хорошо, Филипп Иванович, — медленно вымолвил Берия, — продолжайте работать. До свидания.

— До свидания, товарищ Берия…

* * *

Поезд набрал хорошую скорость, вагон покачивало из стороны в сторону. Лежащего на лавке Ермолая приятно укачивало, а монотонный колесный шум убаюкивал. Постепенно плохие мысли о Неболтае, о Милорадове ушли куда-то в сторону…

Он стал думать о своей маме… Онись Христолюбовой… майоре Истомине… Пока не уснул…

* * *

Берлин, штаб-квартира Главного управления имперской безопасности (РСХА)…

Вальтер Шелленберг работал с документами за своим рабочим столом. Агент из Норвегии представил интересную информацию. Ее нужно было использовать в рамках проводимой СД операции «Северный осьминог» в Норвегии…

Подал сигнал прямой телефон из канцелярии Гиммлера. Шелленберг отложил документы, поднял трубку и вымолвил:

— У аппарата.

В трубке что-то щелкнуло и раздался недовольный голос шефа:

— Вальтер, Кейтель докладывал фюреру о каких-то успехах в части уничтожения русского золотого запаса, а я не в курсе всего этого. Как это понимать?

Шелленберг выругался:

«Шеф учуял запах золота, теперь он не слезет с меня», — учтиво вымолвил:

— Господин рейхсфюрер, зная вашу загруженность делами государственной важности, я счел своим долгом не нагружать вас второстепенной, мелкой информацией.

— Поясните.

Шелленберг ослабил воротник рубашки, поднялся с кресла, выдохнул и продолжил:

— Господин рейхсфюрер, я в курсе операции русских по переброске части своего золотого запаса из Москвы на Урал. Я также в курсе операции по противодействию русским, которую проводит Абвер под кодовым названием «Эшелон», а также ведомство Риббентропа, под названием «Argentum». Уверяю вас, никаких успехов ни у Абвера, ни у Риббентропа нет, и в принципе быть не может. Операции этих ведомств пустышки и пустая трата сил и наших людей. Хвалебные доклады руководству — пыль в глаза. Ибо русские задействовали колоссальные силы и средства на эту операцию, она проводится в глубоком их тылу.

— Вы меня немного успокоили, — медленно вымолвил Гиммлер. — Значит, «Эшелон» и «Argentum», — усмехнулся. — Кстати, много золота русские перемещают?

— Значительную часть своего стратегического запаса золота, серебра, платины. Но точно сказать невозможно.

— И все же?

— Полагаю, рейхсфюрер, несколько тысяч тонн.

На какое-то время Гиммлер замолчал.

— Но я требую от вас, Вальтер, полного доклада по действиям русских, а также наших коллег на сегодняшнюю дату. А также последующих докладов. Вы поняли?

— Слушаюсь, рейхсфюрер.

Шелленберг положил трубку и глубоко задумался:

«Шеф явно недоволен… Кажется, я что-то не предусмотрел, что-то упустил…», — сознаваться, что Хитрый лис (Канарис) его переиграл, не хотелось…

* * *

Ермолаю снился странный сон.

…Зеленый горный массив, за ним тянется еще более высокий коричневый массив… По поросшей соснами, елями и кустарниками каменистой, местами покрытой травой и мхом, местности идут мужчины… То тут, то там им на пути встречаются грибы и кустики с ягодами, красными, синими… Вверху, на деревьях и огромном голубом небе галдят птицы…

Вот на него кто-то идет, большой-большой и темный, страшный… Слева кто-то кричит… а справа раздается выстрел, второй, третий… Большой-большой замирает, медленно падает прямо на него и… плачет…

* * *

Восточная Пруссия, вилла в Штейнорте, резиденция рейхсминистра Риббентропа…

Риббентроп проснулся рано. После обычных утренних процедур он оделся потеплее, взял каталог ценностей и пошел в парк.

Немного прогулявшись, зашел в небольшую деревянную беседку и разместился в кресле-качалке. Слегка раскачиваясь в нем, Риббентроп стал рассматривать каталог ценностей, захваченных сотрудниками его министерства в странах Восточной Европы. Ведь за каждой приобретенной работой или, вернее, произведением искусства (отбирались самые ценные и уникальные работы) стояла своя история: история создания, история существования, наконец, история попадания в его руки. Рейхсминистр любил порой в спокойной непринужденной обстановке поразмыслить на эти темы, спрогнозировать дальнейшие варианты использования шедевра…

Тихо подошел адъютант. Он поставил на столик поднос, на котором стояла чашка душистого кофе и тарелочка с любимым рейхсминистром баварским голубым сыром.

— Спасибо, — буркнул Риббентроп. — От Оскара ничего нет?

— Никак нет, господин рейхсминистр.

Вчера помощник Риббентропа позвонил из Берлина и сообщил, что Кейтель при докладе Гитлеру о положении на Восточном фронте, сказал о больших успехах Абвера в части уничтожения русского золотого запаса.

«Конечно, Хитрый Лис (Канарис) все приукрасил в донесении для Кейтеля. А старый вояка-болван ничего не перепроверил, — раздумывал Риббентроп. — Но, тем не менее, похвалу от фюрера Хитрый Лис определенно заслужил», — вымолвил: