* * *

Сногсшибательная быль, да? Соответственно, и небылица — весьма забавная.

Якобы Антонина Титовна Указкина, сокращенно АТУ, выскочив пулей из «Утеса», потащила детей не в класс. Чтобы немедленно, по горячим следам писать сочинения про колдыбанскую удаль. Она потащила детей в магазин. Здесь АТУ купила юным героям как можно больше жвачки. Чтобы они неделю не раскрывали рот! Себе же набрала полную кошелку напитков. Причем не из отдела «Соки», а из винно-водочной секции.

Через несколько минут она уже ворвалась в кабинет своей любимой начальницы и соратницы — директрисы Рогаткиной.

— В зверинце были? — тут же спросила Рогаткина.

— Были-были, — скороговоркой отвечала Указкина. — Еще в каком зверинце! — И тут же достала и открыла первую бутылку.

— В честь чего? — удивилась Рогаткина.

— В честь дня рождения.

— Но у вас же день рождения был месяц назад.

— А сейчас я родилась заново, — возразила Указкина. — Кстати, вы, моя дорогая начальница и коллега, тоже сегодня — новорожденная.

Не давая Рогаткиной опомниться, она стукнула своим стаканом об ее стакан и скомандовала: «За нас!» Судя по дальнейшим словам Указкиной, руководство первой школы распивало не какой-то французский коньяк и не какую-то испанскую мадеру, а именно «Волжскую особую».

— Знаете, кто мы с вами? — горячо заговорила Указкина после первого стакана. — Мы с вами — новый Дистервег, новый Песталоцци, а равно новый Макаренко, тем более педагог-самоучка Авось-Небоськин. Да-да, не возражайте мне! Мы не хуже, а может, и лучше своих великих предшественников.

— Взять того же Макаренко, — горячо продолжала Указкина. — Он, как известно, из юных беспризорников-бандитов делал людей. Ничего не скажешь, великое достижение. Но позвольте отметить, что Макаренко по сравнению с нами работал в педагогических условиях гораздо более благоприятных. У его воспитанников, как известно, не было отцов. А вот глянул бы хоть одним глазом великий Макаренко на родителей наших воспитанников — и ахнул бы. При таких отцах дети — и пока еще не бандиты!

— Теперь — про Академию педагогических наук, — говорила Указкина, опуская под стол пустую бутылку. — Шла бы она подальше, совсем далеко, а потом — за угол, эта самая академия. Вместе со своими тестами, опросами, новейшими методиками и прочей туфтой. Мы с вами, дорогая подруга по воспитательной каторге, знаем истины похлеще академических. Пусть наши дети будут авантюристами, рэкетирами, пусть даже профессиональными политиками, но только не… ни за что не… ни при каких обстоятельствах не… не такими, как их отцы! Вот какая истина открылась мне. Глубокая, широкая, с нашим колдыбанским поворотом. Как пить дать!

И они выпили по второму стакану.

— Теперь и у меня мысль течет не как в школе номер два, не как в нашем гуно или Академии педнаук. Гораздо шире, гораздо глубже и совершенно с иным поворотом, — заговорила директриса Рогаткина. — Вы намекаете на то, что наше время — совершенно особое. Лучшее, что могут сделать наши дети, когда вырастут, это стать завсегдатаями забегаловки. Не так ли, моя коллега по воспитательному дурдому?

— Именно так! — обрадовалась Указкина. — А потому если мы любим детей, то обязаны оставить их на второй год. Всех до одного! И не только на второй год. На третий, на четвертый, на десятый… Чтобы наши воспитанники не выходили из школы до самой пенсии по старости. Пока не кончится это совершенно особое время.

— Вы намекаете на то, что наша школа номер один должна стать образцово-показательной школой нового типа, — догадалась Рогаткина. — Не школой отличников, как школа номер два или как московские школы. Образцово-показательная школа по-колдыбански — это школа вечных второгодников.

Она в волнении налила третий стакан себе и своей соратнице по воспитательному беспределу.

— Однако что скажет на этот предмет гуно, что возразит Госпедак и что разнесет по всему свету школа номер два? Не болит ли у вас об этом голова, Антонина Титовна?

— Здесь нет Антонины Титовны, — решительно возразила Указкина. — Мы с вами — спасательницы эпохи. Ну?

— Ну! — согласилась Рогаткина, да и как иначе: полный стакан, подобно мощному подъемному крану, тянул ее руку вверх. — Теперь пусть у Госпедака, а равно и гуно болит голова. От того, что скажем мы. А если школа номер два разнесет против нас хоть слово, ее саму разнесут. Наши воспитанники.

— За Особую Колдыбанскую Истину! — воскликнули дистервеги, песталоцци, а равно макаренки и авось-небоськины наших дней.

Ну и, конечно, ульк! И будто бы даже послали еще за одной бутылкой. Преподавателя физкультуры. Потому что он делает всё не думая. Однако физрук на сей раз подумал и — не будь дурак — взял две бутылки. И не прогадал. Великие педагогические дамы оказали ему великую честь: пригласили за стол третьим…

* * *

За эту небылицу, конечно же, ухватился Геракл.

— Итак, для истинных колдыбанцев переплыть Тихий океан — всё равно что бидон рассола с похмелья выпить. Это я понял, не дурак, — потешался любимец олимпийских богов. — Но объясните мне, бесподобные волжские дельфины, киты и акулы: из чего же следует, что после встречи с вами школьный Атлас обрел новую силу и теперь бремя воспитания ему совсем не в тягость?

— Это следует из того, горе-аналитик, что директор школы Рогаткина немедленно издала специальный приказ: «Так называемых отцов близко к школе не подпускать!»

— Н-да, — не нашелся что возразить Геракл, но снова вдался в полемику.

— А помните, с какой радостью ваш выкормыш Антоша посылал вас на гибель? Даже злыдня Гера зажала уши от ужаса.

— Ха! — улыбнулся Лука Самарыч! — Мадам Гера мыслит, извиняюсь, по-московски.

Далее он поведал, что аналогично повела себя и Антонина Титовна Указкина на совместном родительско-ученическом собрании. Дескать, я зажимаю уши, а вот Добронравов пусть похвалится, как он ликовал, когда родители-отцы отправились погибать.

Но Антоша не уронил чести «Утеса».

— Уважаемая пестунья! — очень вежливо отвечал он АТУ перед лицом родительской общественности шестого «А». — Несмотря на то что вы собственноручно поставили мне «двойку» по русскому языку, я хорошо разбираюсь в глаголах совершенного и несовершенного вида. На моих глазах истинные колдыбанцы уже многократно, а равно вдохновенно погибали лютой смертью. По-ги-ба-ли. Но… еще ни разу не по-гиб-ли!

— Классика! — восхитилась АТУ и собственноручно, под аплодисменты родительской и ученической общественности, поставила Антоше в дневник «пять с плюсом».

— Вот это да! — изумился Геракл и ухватился за вымыслы и домыслы.

— А знаете, как угорала от смеха над вашей былиной сеструха Афина? Скажи, говорит, своим колдыбанским мюнхгаузенам, что скорее я рожу одиннадцать негритят, чем Волга остановится или повернет вспять. Век Интернета, а они такие сказки плетут.