— Слушайте меня, затаив дыхание! — провозгласил Антоша голосом, каким наверняка говорили в отрочестве нынешние политические титаны. — Мы, юная смена своих отцов-удальцов, здесь и сейчас торжественно присягаем Особой Колдыбанской Истине!

— Все три слова с большой буквы! — рявкнули дуэтом отличники Альбертик и Жанночка. — И с красной строки!

— Кто теперь посмеет назвать нашу эпоху серой и бесславной? — с восторгом воскликнул ее будущий покровитель в лице второгодника Антоши. — Нет больше безвременья! Объявляю наше время удивительным и совершенно особым. Без пяти минут легендарным.

«И вот вы уже у барной стойки и празднуете свою очередную победу, — спешит порадоваться за нас читатель. — Ульк!»

Ну это конечно. Обязательно, всенепременно. Без этого какая же героическая быль. Но ведь не просто так, по-московски: ульк — и вся любовь. А диво? Сначала должно быть диво. Да, наши чада-исчадья подивили мир на славу. Небосвод в образцово-показательном состоянии. Но Атлас-то все еще не капитулирует. Не сдается на милость победителю. Не умоляет выпить ему в одолжение. Значит, пока налицо только полдива.

— Кошмар! — шептала по наущению Атласа правая рука директрисы Рогаткиной, глядя на своих воспитанников.

Не «браво», как положено, а «кошмар».

И мы не выдержали. Уж лучше, действительно, смерть, чем такая медленная пытка.

— Промедление смерти подобно! — отчаянно вскричал хор «истбанцев». — На верную, на лютую, на смерть-погибель!

И дружно двинулись…

Куда? К барной стойке? Нет, не угадал, ушлый и дошлый читатель. Мы двинулись на крутой берег Волги. В смысле по направлению к выходу.

На что мы надеялись? На какое диво? Честное слово, сами не знаем. Но будь свидетелем, читатель. Мы не дрогнули и вели игру до конца. Знай наших, а там будь что будет!

Вот железная дверь-музыкантша уже заскрипела, затягивая геройскую мелодию «Последний парад наступает». Может, она хотела исполнить даже «Реквием» Моцарта. А может, хотела заголосить завзятой плакальщицей. Она у нас хоть и железная, но очень чувствительная…

Ее опередил отчаянный возглас:

— Куда же вы?

Это не выдержал Юрий Цезаревич. Жмот в седьмом поколении, ну то есть потомственный работник прилавка, причитал, как будто его грабили:

— Прошу, умоляю, взываю! По стаканчику на посошок. Ну пожалуйста. Ведь перед смертью. Грех нарушать традицию.

Мы остановились. Как бы в раздумье:

— Вы правы, Юрий Цезаревич. Но мы и так крупно задолжали вам при жизни.

— Слышать не хочу! — замахал на нас руками и даже затопал ногами благородный бармен. — За вас обязательно расплатятся ваши потомки.

Он с умилением уставился на юных подопечных Дистервега-Песталоцци-Макаренко-Рогаткиной и их правой руки — Указкиной:

— Вот они какие, наши потомки! Со школьной скамьи — философы и удальцы. Придут они, всенепременно придут тропою отцов в удивительное заведение — ПОП «Утес» и станут его удивительными, совершенно особыми завсегдатаями.

Полотенце, покрывающее стаканы, само взмыло белым флагом над источником истины. Стаканы сами прыгнули в руки удальцов.

— За будущих завсегдатаев «Утеса»! — провозгласил тост зав. источником истины. — За колдыбанских философов-удальцов в восьмом, в девятом, в десятом, а равно в сотом поколении!

Щелкает прадедовский фотоаппарат. Есть исторический кадр-документ! Чтобы у педагогических атласов всех времен не было никаких сомнений по поводу его смысла, Ю. Ц. Подстаканников дает философский комментарий вслух:

— Истинные колдыбанцы наглядно демонстрируют юной смене, как надо держать эстафету поколений.

И в это мгновение…

— Нет!! — услышали мы истошный голос.

Это кричал Атлас. Хотя нет, уже не он. Истошный голос был явно человечий. Не оглядываясь, мы догадались, что это кричала Указкина. Что же касается Атласа, то до него наконец дошла неопровержимая колдыбанская истина.

Не знаем, как там в древней Элладе, но в наше время всякие неоатласы «титанически» держат на своих загривках не высокие небосводы, а лишь низкие потолки. В смысле — бремя своих личных, очень даже земных интересов. Один, глядишь, взвалил себе на плечи заботу о старой даче, другой — о новом «мерседесе», третий — надрывается за престижную должность, четвертый — из-за молодой жены… Тяжело? Зато ведь и охота. Та самая, которая пуще неволи.

Но зачем этому учить детей?

А вот у истинных колдыбанцев — истинная забота. Как шапку повыше бросить. Чтобы прямо до облаков. Еще лучше — до луны. Если же удастся, то и Венеру шапкой сбить. Соответственно, и небосвод над головой удальцов по-колдыбански парит высоко, легко, с удовольствием. И подставлять под него выю — совершенно ни к чему. Вот такая у нас эстафета. Прадедов, дедов и отцов.

Короче, на Самарской Луке нео-Атлас явно не ко двору. Понял это горе-титан, и след его простыл.

— Нет! — взмолилась нормальным учительским, то есть робким и запуганным, голосом заместительница директора школы № 1 по воспитательной работе. — Вы не будете пить за то, чтобы ваши потомки стали завсегдатаями «Утеса».

— Что означают ваши слова? — удивился от имени всех хозяин заведения. — Уж не означают ли они то…

— Да, именно «то»! — подтвердила Указкина. — Объявляю себя и весь наш педагогический коллектив верными последователями Особой Колдыбанской Истины, а равно надежными подручными героя Луки Самарыча, без пяти минут легендарного.

Не легенда это, читатель, не легенда.

— Мероприятие «Героический заплыв» пусть состоится как-нибудь в другой раз, — продолжала новообращенная. — Когда меня не будет в школе номер один. Еще лучше, когда меня не будет совсем.

Быль это, читатель, быль.

— А сейчас выпейте, пожалуйста, просто так, — убедительно попросила Указкина.

И дабы доказать, что она — подлинная, истинная подручная нашего Луки Самарыча, поспешила уточнить:

— Просто так. И за так. В одолжение школе, а равно лично мне.

С этими словами она положила на барную стойку конверт. Он резко отличался от тех конвертов, в которых школа еще недавно собиралась рассылать кляузы на нас. Мы догадались, что это конверт с деньгами, которые директриса Рогаткина выделила на зверинец, но которым теперь нашлось лучшее применение.

— А теперь, дети, за мной! Быстро! Раз-два!

И они так быстро исчезли, что многоопытная «утесовская» дверь не сообразила, что сыграть, и только коротко воскликнула: «Ну и ну!»

— Нео-Атлас побежден! — провозгласил непобедимый супергерой Волги.

— За Луку Самарыча! — вскричали мы. — За Особую Колдыбанскую Истину!

Вот теперь — ульк! С восторгом и ликованием. Или, по-современному, с полным кайфом.