– Это ты меня прости, я проявила хамскоелюбопытство!

И мы с Верочкой забыли о мимолетной размолвке,но сейчас я тряслась в ознобе, сопоставляя факты, казавшиеся мне ранеенезначительными. У Савельевой нет детских фотографий. Ни одной! В ее домеотсутствуют и снимки ее покойных родителей. Ира ничего не знала о своихдедушках и бабушках. Ладно Андрей – он воспитывался в приюте и при всем желаниине мог ничего рассказать о своих предках, его мать отказалась от сына сразупосле родов. Но Вера! Она-то счастливо жила до десяти лет в хорошей семье.Почему же ничего не говорила о своих родственниках? И я не помню, чтобы Вераездила к ним на кладбище.

Теперь посмотрим на проблему с другой стороны.Олимпиада Борисовна, пустившая в квартиру своей соседки Зинаиды Семеновнынекоего Кима Ефимовича, является матерью Валентины Палкиной, одной из жертвманьяка Фурыкина и его жены Светланы. Если предположить…

Мне стало душно. Я опустила боковое стекломашины и поняла, что воздух исчез не только в салоне, на улице тоже нечемдышать. Как же быть? И тут я вспомнила. Год назад, делая мне массаж отрадикулита, Андрей показал точку на мизинце и сказал:

– Если вдруг ты станешь терять сознание,моментально воткни сюда зубочистку, иголку, булавку, любой острый предмет,который попадется на глаза. В крайнем случае укуси себя за палец.

И сейчас я вцепилась зубами в руку, ощутила резкуюболь, но в голове просветлело. Савельев прав – наше тело сложный механизм, людипока мало знают о нем. Ну почему, чтобы прогнать дурноту, надо цапнуть своймизинец, а не коленку?

Я подняла стекло, завела мотор, включилакондиционер на полную мощность и вернулась к своим размышлениям.

Ким Ефимович никакой не экстрасенс, он, скореевсего, актер, который был кем-то нанят для того, чтобы отомстить Вере. Чтоплохого сделала моя подруга? Она была дочерью маньяков, убивших многих детей.Кто-то из родственников узнал, что Вера Савельева, ранее Астахова, первыедесять лет своей жизни прожила под именем Алена Фурыкина, и решил ее наказать.За что? Алена ведь не причастна к преступлениям. А за то, что живет счастливо иобеспеченно с мужем и дочерью. Не надо искать другого повода, одного этого длябезутешного родителя хватит.

Злоумышленник не стал действовать наобум, ондотошно изучил биографию Веры, узнал о смерти Сережи и придумал дьявольскийплан: пообещал ей вернуть мальчика. Более того, продемонстрировал ребенкаматери, довел несчастную до высшей точки психического напряжения, а потом убилИрину. Теперь Вере предстоит жить, зная: Сережа не вернется, а Ирина умерлаиз-за того, что мать согласилась на условие колдуна: пусть кто-то скончается,чтобы малыш ожил.

Я схватилась за руль. Поехать к Андрею исообщить ему правду? Но Верушка, вероятно, не открыла мужу семейной тайны,Савельев ничего не слышал о Фурыкине, я не имею права выдавать чужие секреты.

Стоп! Надо успокоиться и попытаться рассуждатьтрезво.

Ира мертва, помочь ей я не в силах. УбийстваВеры мститель не планирует, наоборот, ему надо, чтобы Савельева поправилась,встала на ноги и прожила еще долгие годы, мучаясь мыслями о погибших детях. Такпусть злодей пребывает в уверенности, что его план удался. Я должна хранитьсведения о Вере за семью печатями и искать этого графа Монте-Кристо, которыйрешил наказать ни в чем не повинного человека. Но я теперь точно знаю, в какуюсторону бежать за разгадкой.

Сделав пару глубоких вдохов, я обрела ясностьмысли и поехала на встречу с Овсянкиным.

– Нужны сведения о детских годах Веры ОлеговныСавельевой, прежде Астаховой, – заявила я, отдав помощнику деньги.

– Что именно? – уточнил Валерий.

– Все! – потребовала я. – Где родилась, номердетского сада, школы, судьба родителей. Рой глубоко и широко.

– Йес, босс! – гаркнул Овсянкин.

Но я не останавливалась.

– Можешь найти список жертв маньяка Фурыкина?

– Попытаюсь, – кивнул помощник.

– И еще нарой имена их родственников, тех, чтоживы или умерли в этом году, – добавила я.

Валерий не испугался большого объема работы,наоборот, в глазах новоиспеченного отца тройняшек мелькнула радость. Очевидно,решив проблему с детскими кроватками, капитан сейчас озабочен приобретениемсверхвместительной коляски. Он лишь спросил:

– Сколько у меня времени?

– Мало! – Я подпрыгнула и демонстративнопосмотрела на часы, висевшие на стене кафе, где мы пили чай.

Овсянкин встал и со словами: «Ускоряюсь!» –быстро вышел.

– Пожалуйста, счет, – пропела официантка,выкладывая на столик чек, – с вас двести рублей. Чайник цейлонского, и молодойчеловек съел чизкейк.

Я полезла за кошельком, невольно вспомнивслова вдовы следователя Филиппова о «современных мужиках, которые совсем и намужчин-то не похожи». Конечно, я не разделяю потребительской позиции ЛюдмилыНиколаевны, мне никогда не приходило в голову выдавать ни одному из своихсупругов точно отсчитанные шестьдесят восемь копеек. Но, согласитесь, Овсянкинмог хотя бы предложить оплатить выпитый нами чай. Сумма в двести рублей никогоне разорит. Хотя у него же родились тройняшки, небось любая мелочь у Валеры насчету…

Вознаградив официантку, я порылась в записнойкнижке, нашла адрес старика Бусыгина, поняла, что он живет совсем рядом, ипошла к машине.

– Дама! – закричала мне вслед официантка. –Мобильный забыли, слышите, звонит!

Я побежала назад к столику и схватила свойнегодующий сотовый.

– Фирсов! – заорал из трубки мужчина.

– Вы ошиблись, – ответила я, сунула аппарат вкарман, сделала шаг и была остановлена новым вызовом.

– Фирсов! – гаркнул тот же человек.

– Здесь такого нет, – терпеливо пояснила я.

– Фирсов! – не успокаивался дядька. – Фирсов!

Сообразив, что легко от него избавиться неудастся, я попыталась еще раз объяснить ему:

– Вы перепутали номер.

– Нет! Фирсов!!!

– Пожалуйста, назовите набранные вами цифры.

– Фирсов!!!

– Это фамилия, – пропела я, – и она мне ненужна.

– Фирсов! – стандартно отозвался незнакомец.