Под тихий храп хозяйки я ворочалась с бока на бок, но сон не шел, и я наконец сдалась: пошла на улицу. Дабатор спал, не горело ни одного окошка — только редкие уличные фонари. Лодки стучали бортами о деревянные настилы, у главной пристани этот перестук был совсем ритмичный — будто пляшущие мертвецы гремят костями.

Я направилась туда: села на почтительном расстоянии от воды и залюбовалась луной и ее мерцающей сизой дорожкой, всё рвущейся под натиском черных волн. Из хижины я прихватила термос с горячим чаем и теперь, отвинтив крышку, наслаждалась запахами пряностей и брусники.

— Не спится? — вдруг раздался голос у меня за спиной.

Подлетев на добрый метр, я усилием воли вернула сердце на законное место и процедила:

— Талвани, будь добр — не подкрадывайся, а?

Аристократ бесшумно опустился на деревянные доски рядом со мной.

— Я и не подкрадывался. Я всегда так хожу, а тут еще и волны глушат. Но ладно, если это принципиальный момент, в следующий раз я буду орать тебе издалека. Что-нибудь типа: «Госпожа Джеремия Барк, предупреждаю: я стою в двадцати метрах у тебя за спиной и готов пойти на сближение…». Пусть все в Дабаторе знают, да? — подмигнул он, сбросив с глаз каштановую челку.

— Что ты чокнутый? Пусть, — фыркнула я и примирительно протянула ему чай. Талвани подозрительно принюхался, потом с удовольствием глотнул рубиновое варево.

— Что я готов пойти на сближение, — повторил он.

— Не поняла?

— Давай дружить, Джеремия.

— Что? — я рассмеялась было, но подавилась своим смехом под темно-синим взглядом его невозможных глаз. — Не понимаю. Мы же и так дружим.

Талвани с интересом изогнул бровь.

— Ну, мы сотрудничаем, — пожала плечами я. — Спасаем друг друга из передряг. Я знаю главную задницу, случившуюся в твоей жизни. Ты знаешь про Зайверино. У нас похожее университетское прошлое, и, если я заговорю цитатами из Овредия, ты меня поймешь. Наверняка у нас полно общих знакомых — но узнать это иначе как перечислять имена всех-всех-всех не представляется возможным, а мне лень. Мы вместе танцевали, путешествовали, делили ужин, и даже пару раз целовались — хотя это вряд ли относится к дружбе.

— Это было каким-то недоразумением, а не поцелуями, я… — ввернул Талвани и явно не закончил на этом, но я перебила, «утешив»:

— Ты слишком самокритичен. Продолжая тему: у нас общий враг и все такое. А сейчас мы красиво сидим ночью в одной из самых обворожительных деревень восточного побережья и, если не отползем на пару метров назад прямо сейчас, то нас смоет во-о-он та волна…

Мы отползли. Волна разочарованно разбилась о пристань: будто башкой о стену покаянно — «эх, не удался маневр!»

— Хм. Должен сказать, в твоем пересказе наши отношения звучат внушительно, — усмехнулся Тилвас. — Мне кажется, я впервые слышу от тебя столь долгую речь.

— Настроение такое. Дурное. Не хочу оставаться со своими мыслями наедине, вот и сбегаю в монологи.

— Что случилось?

Я вздохнула и подлила нам еще чаю. Брусничный аромат не мог перебить запахи морской соли и пепла, разлитые в воздухе, но придавал обстановке приятно-домашний оттенок.

— Я все чаще жалею, что я не книжная героиня.

— Оу. Вот как, — заинтересовался артефактор.

— Я имею ввиду: у них в анамнезе обычно тоже есть беда. Что-нибудь поистине дерьмовое, что заставляет волосы вставать дыбом, а читателей — покрываться сладостными мурашками. Но в комплекте с бедой всегда идет цель: вернуть все на круги своя, например. Возродить утраченный золотой век, только сделать его еще лучше, потому что в прошлом скорее всего были свои червячки. А вот будущее однозначно будет великолепным. Эта цель героини, она… Имманентна. Предопределена. Ее нельзя оторвать от персонажа, ну никак. Вектор выбран заранее: убить чудовище, выйти замуж за короля, вступить в свои права в том или ином смысле, но… В жизни-то все не так, Талвани. Среди нас очень мало людей с назначенными заранее судьбами. Большинство из нас либо живет без цели, либо придумывает эту цель сам, как умеет, и божественного размаха в этом процессе хватает не многим. Я имею ввиду: я завидую им, гурх раздери. Этим нереальным принцессам, избранным, шефиням — им не надо ломать голову над сюжетом, он у них есть по праву рождения. Остается либо согласиться, либо резко воспротивиться — и то и другое дает красивую «арку», не так ли?

— А тебе демиурги, значит, не подкинули готовый шаблон.

— Ага. Зажмотили, твари. Все самой, все самой… Постигай созидание — шутка ли? И ведь не на ерунде какой-то, а сразу на собственной жизни, такой единственной и неповторимой. Лениться нельзя, если хочешь красивую историю. Нельзя «забить». Пустить на самотек. Мне иногда кажется — очень самоуверенное утверждение, заранее прошу прощения — что мне всё вокруг не по размеру. Что Зайверино — я сейчас страшную вещь скажу — настолько ярче других событий моей жизни, что я не представляю, какую цель поставить впереди и кем стать, чтобы оно оказалось лишь шагом к будущему величию. Зачем я здесь, в этом мире? В чем смысл жизни? Чего я должна достигнуть? Извне ответов ждать бессмысленно, а придумывать самой… Знаешь, бывает сложно. Как у тебя с философией, а, Талвани?

— Да тоже хреново, три балла было, — отмахнулся он задумчиво. — Я так понимаю, Джерри, ты рассчитываешь на успех в нашей борьбе, раз уже страдаешь из-за недостаточности целей в будущем.

— Что-то типа того.

— Ну, я тебя понимаю. Но мне всегда казалось, что путь открывается постепенно. И формируется тоже. Сейчас мы поставили целью вот тот горный пик — так давай доберемся до него по возможности живыми, а там наметим следующую амбициозную цель. Довольно сложно придумать весь сюжет своей жизни разом: мы же растем и меняемся, прах побери. Все меняется. Логично, что ты не можешь сам себе сразу придумать великую кульминацию.

— То есть ты тоже не знаешь, в чем смысл твоей разнесчастной жизни.

— Конечно, не знаю. И пэйярту не знает. Вообще никто не знает, зуб даю. И в этом есть не только ужас, но и… как думаешь, что?

— Свобода?

— Свобода, — подтвердил Талвани. И тотчас стыдливо поморщился: — Пугающие банальщины мы изрекаем, воровка.

— Обстановка способствует, — развела руками я.

Мы с Тилвасом молчали, сидя бок о бок.

Море ночью — странная штука, особенно штормовое море. Царила та редкая погода, когда небо очень ясное — звезды можно считать, хватая руками, как ягоды голубики, а ветер гневливо-шквальный, поэтому темные горы волн вырастают неравномерно и сразу пугающе близко. Вдали — одна лишь чернота, стирающая мысль о горизонте.

Мы передавали друг другу крышку от термоса, наполненную чаем, и маленькими глотками по очереди потягивали темно-красный напиток. Можно было отдать крышку Тилвасу, а самой пить из горла, но мне очень нравился наш внезапный ритуал. В нем было что-то правильное: горячий напиток, горячие пальцы — контраст холодной ночи вокруг. Как будто не чай передаешь, а надежду, снова и снова. Все будет хорошо.