Доработав день, я зашла в офис к Вестону. Было почти десять вечера, телефон я вернула еще днем, однако не дождалась ни слова о сметах, которые мне надлежало подписать.

Вестон покачал головой.

– Да вроде нет.

Может, ему напомнить? Ну, вдруг он забыл?

– Ремонт какой-нибудь мелкий, смета, где нужны обе подписи? Я тебе приносила предложение интернет-провайдера, который готов модернизировать вайфай в отеле. Ты точно ничего не забыл?

Вестон подумал.

– Нет. Единственное, что осталось, – это сдвинувшиеся, милостью Болтонов, сроки сдачи банкетного зала. Остальное вроде все тип-топ.

Под ложечкой у меня стало пусто и холодно. Разве он мог забыть про имейл?

– Тогда я пошла к себе. Сегодня было множество имейлов, надо отвечать. У тебя тоже в почте завал?

Вестон пожал плечами.

– Да нет, справляюсь. Наверное, я продуктивнее тебя, – привычно поддел он.

Я через силу улыбнулась. Я не готова была уйти, цепляясь за надежду, что он вот-вот спохватится, но в голову ничего не приходило, и я неловко стояла у двери. По крайней мере, я чувствовала себя неловко.

Наконец Вестон сказал:

– Я к тебе поднимусь, вот только закончу кое-что.

Окончательно пав духом, я отозвалась:

– Хорошо.

В люкс я вернулась разочарованная в себе. Почему я в лоб не спросила Вестона об имейле? Уведомление и начало письма я увидела случайно, Вестон не может на меня за это сердиться. Однако вместо того, чтобы разом решить вопрос, я предпочла мучиться дальше.

В душе я понимала – дело не в том, что я сделала что-то не так. Я не боялась сказать Вестону, что видела адресованное ему сообщение. Я боялась, что он скажет – это не то, что я подумала, а я ему не поверю, ведь моему неумению доверять почти столько же лет, сколько мне самой. Но я затолкала страхи поглубже и начала надеяться, что все разрешится само собой.

Хватит делать гору из кротовины. Наверное, Вестон что-нибудь скажет по поводу имейла, когда поднимется ко мне.

Чем протаптывать дорожки на ковре от беспокойства, я решила принять ванну. Набрав теплую воду и сыпанув ароматической соли, я опустилась в ванну, прикрыла глаза, глубоко вдохнула и шумно выдохнула.

Я на пляже на Гавайях. Солнце приятно согревает меня, мерный шум волн о песчаный берег убаюкивает…

Но где Вестон? Где его носит и почему он не поехал со мной?

Потому что он лживый негодяй, которого я больше знать не желаю!

Я еще раз набрала полную грудь воздуха, выбросила с выдохом все плохое и постаралась мысленно сосредоточиться.

На этот раз я отправилась в свое любимое место в Лондоне, никак не связанное с Вестоном, – в прелестный парк у реки недалеко от моего дома. К сожалению, когда я представила себя на качелях любующейся пасторальным пейзажем, невдалеке появилась парочка, лежащая на одеяле.

Лиэм с моей кузиной.

Я повернулась, собираясь убежать от них подальше, но на пути у меня оказался папаша. Он саркастически прищелкнул языком:

– А ведь я тебе говорил!

Я поспешно открыла глаза. Музыку, что ли, включить? Дотянувшись до телефона, я открыла приложение «Спотифай» и нашла плейлист старых хитов, которые знала наизусть. После шести-семи песен напряжение начало уходить, пока не зазвучала «Честность» Билли Джоэла. Он жалобно тянул, как трудно встретить честность в мире, где все насквозь фальшивые, и мои едва расслабившиеся плечи снова свело. Чертыхнувшись, я вылезла из ванны и выключила песню на середине.

Вытершись, я намазалась кремами для лица и тела и накинула удобный гостиничный халат. Прошлепав по коридору до спальни, я сильно вздрогнула, увидев там Вестона, стаскивающего туфли.

– Эй! – я схватилась за сердце. – Ты меня до смерти напугал! Я не слышала, как ты вошел.

Вестон отбросил в сторону второй ботинок и встал.

– Потому что ты во все горло орала какую-то тупую старую песню. Тебе повезло, что ты красивая и умная, потому что петь ты ни фига не умеешь.

Я плотнее запахнулась в халат.

– Пение помогает мне расслабиться.

Вестон подошел и взял меня за плечи.

– Я знаю другой способ расслабиться, причем соседи не подумают, что ты тут мучаешь кошек.

Он дразнился, но я едва смогла улыбнуться, и Вестон это заметил.

Двумя пальцами он приподнял мое лицо за подбородок.

– Ты в порядке?

Я отвела глаза.

– Голова гудит от мыслей.

– Ох, как я тебя понимаю, Соф. Мы уже до ручки дошли. Я сейчас быстро в душ, а потом приду и буду растирать твои плечи кремом, который ты так любишь. – Он наклонился, ища мой взгляд.

Страшно желая ему доверять, я вглядывалась в лицо Вестона, ища малейшие признаки лукавства. Но ничего не нашла.

– Скидывай халатик и забирайся под простыни, жди меня, – велел он. – Пять минут, и я тут.

Я вымученно улыбнулась и кивнула.

Он нежно поцеловал меня в губы и скрылся в ванной. Я стояла неподвижно, пока не услышала, как в душе полилась вода. Что мне делать? Вестон понятия не имеет, какие мысли не дают мне покоя, поэтому сейчас выйдет из ванной и примется разминать мне плечи, думая, что это прелюдия. В своем теперешнем состоянии я не могла этого допустить. Нам нужно объясниться.

У меня даже голова закружилась, пока я топталась на месте, соображая, как начать и не сорваться на обвинительный тон. Я так задумалась, что не сразу поняла, чтó слышу из ванной. Вестон включил «Не теряй веры» – одну из песен, которой я подпевала в самом конце. Я похлопала по карманам халата и поняла, что телефон остался в ванной и Вестон решил поприкалываться над моим плейлистом. Вскоре к Стиву Перри присоединился глубокий сочный баритон. Вестон не только обладал музыкальным слухом, но и голос у него не был лишен сексуальных обертонов. Несмотря на невеселые мысли, я невольно улыбнулась: он меня передразнивал.

Боже, как же меня к нему тянет! Пусть этот имейл окажется самым крупным недоразумением в моей жизни. Мне страшно захотелось, чтобы все выяснилось как можно быстрее.

Я подошла к стороне кровати, которая уже стала моей, и заметила на покрывале что-то серебристое – там, где Вестон только что разувался.

Сердце у меня затрепетало.

Телефон!

Мне выпал второй шанс.

Я только быстренько посмотрю и с облегчением выдохну.

И не придется заводить неприятный разговор.

Вестон и не узнает, что я в нем сомневалась.

Меньше чем через полминуты я избавлюсь от своей паники и удостоверюсь, что он не делал ничего недостойного.