Она кивнула, медленно и неохотно качнув седой головой.

— Мистер Арчер, ваша гостья уезжает.

Джеймс подумал, что неправильно понял ее.

— Что, простите?

— Мисс Роуз. Она уезжает.

Словно в подтверждение ее слов, за окном кабинета послышался стук копыт и шуршание колес по гравию — характерный звук кареты, подъехавшей к парадной двери.

Его глаза вспыхнули, а сердце упало. Шокированное сознание застыло, он резко встал из-за стола. Миссис Уэбб отошла в сторону, когда он бросился в коридор.

Увидев Роуз в маленьком холле внизу, Джеймс замер на месте.

В темном плаще на плечах, она стояла, натягивая перчатки. Мистер Уэбб поднял ее чемодан и вышел на улицу.

Парадная дверь хлопнула, выводя его из оцепенения.

— Куда ты едешь? — Ответ был очевиден, но Джеймс не мог не спросить. — Почему ты уезжаешь?

В этом вопросе было больше реальности.

Роуз молчала, одной рукой поправляя перчатку на другой, пальцы натягивали черный кожаный край. Ее образ хранил молчание. Глаза опущены вниз, ресницы лежат на щеках.

— Я думаю, мне лучше вернуться в Лондон.

Голос низкий. Слова обдуманные и осторожные.

Среди всех вопросов в его голове превалировал один.

— Почему?

Роуз обвела быстрым взглядом холл, заглянула за его плечо. Потом снова опустила глаза на перчатки, быстро поправила их и хлопнула в ладоши.

— Ты сказал, что я могу уехать, когда захочу, — глядя не на него, а на центральную дверь, проговорила она. — Я решила вернуться в Лондон.

Джеймс не понимал ничего. Он что-то сделал не так? Они провели такое чудесное утро… Он думал, что ей тоже понравилось. Три длинных шага, и он очутился рядом с ней.

— Может быть, ты сделаешь одолжение и объяснишь мне, что происходит?

Роуз взглянула на него полными печали глазами.

— Я должна уехать, — прошептала она умоляюще, ее голос дрогнул.

Первое, что он хотел сделать, — это взять ее руки в свои, привлечь к себе. Но Роуз, казалось, была на грани… Одно прикосновение может испортить все. Что-то, видимо, обидело ее, но что именно, он не мог понять и не поймет, если они будут стоять здесь в холле, где рядом маячит миссис Уэбб.

— Хорошо, — сказал Джеймс, хотя все в нем восставало против этого.

Он хотел схватить ее и никогда не отпускать. Но он дал ей слово и теперь не мог отказать.

Роуз накинула капюшон. Колебалась секунду-другую, прежде чем вложить свою руку в его. Четверка лошадей поджидала у дверей. Их коричневые спины были уже влажными, а упряжь блестела от легкого моросящего дождя. Джеймс помог ей подняться в карету, затем вошел следом и занял место напротив. Постучал в потолок, и, звеня упряжью, карета тронулась.

— Почему ты должна уехать?

Роуз покачала головой. День еще только перевалил за полдень, но серое небо окрасило внутреннее пространство кареты в сумеречные тона, не позволяя ему разглядеть выражение ее лица, к тому же спрятанное в тени капюшона. Джеймс хотел откинуть его назад, не позволяя ей прятать себя, но сдержался, боясь, что это будет выглядеть как покушение на ее личное пространство.

— Пожалуйста, останься со мной.

Это были единственные слова, которые могли прийти ему в голову.

Она еще сильнее сжала руки, наверное, костяшки пальцев побелели под перчатками.

— Я не могу.

— Почему? Роуз, я не понимаю. Я что-то не то сказал? Что-то сделал не так? Если так, то, пожалуйта, скажи мне, и это больше не повторится. Поверь мне, я не мог дать тебе повод уехать. Я хочу, чтобы ты осталась. Я… — Поставив локти на колени, он потянулся к ней. — Я никогда не был так счастлив, как сейчас, когда я с тобой, — признался он. — И это наше время очень важно для меня. Пожалуйста, не сокращай его. Не оставляй меня сейчас… Я не готов к этому.

Карета свернула влево и выехала на дорогу, которая определяла границы имения, с каждой секундой увозя их все дальше от Хани-Хауса и ближе к Лондону. Джеймс не мог даже подумать о том, чтобы позволить ей уехать. Никогда! Нет, он не забыл, что им осталось всего два дня. Черт побери, он прекрасно умел считать и помнил: они уехали из Лондона пять дней назад. Но пока он был с ней, пока они были вместе, ему не приходило в голову, задуматься, что когда-то это закончится.

А теперь она поставила его перед фактом. Не оставляя возможности отвернуться или проигнорировать. Мысль о том, что ее больше не будет в его жизни, вызывала боль. Вернуться в Лондон, не видя ее рядом, просыпаться без нее… Джеймс не знал, как сможет вернуться к прежней жизни. Как сможет лицом к лицу встретиться с женщиной, которая ненавидит его, после того как он был с Роуз?

Джеймс почувствовал острую боль в груди, и жесткая гримаса исказила его лицо. Он хотел броситься на колени, умолять Роуз. Предложить ей все, что имеет, лишь бы она согласилась провести с ним еще два дня. Но он обещал ей отвезти ее назад на Керзон-стрит, когда бы она ни захотела. Давить на нее, заставлять ее? Нет, это грозило бы утратой ее доверия. Оставалось молчать, хотя это тоже не выход. Он должен бороться за то, чтобы она осталась.

— Пожалуйста, Роуз, еще два дня.

Уголком глаз Джеймс заметил деревья у кромки дороги. Четверка лошадей двигалась с хорошей скоростью. И с каждой пройденной милей, угасала частичка надежды. И каждая частичка, исчезая, образовывала знакомое пространство пустоты в его груди.

Роуз хранила молчание и спокойствие. Она ускользал а из его рук. Уходила. Приняв решение бросить его, она попросила карету, ничего не сказав ему. Не намереваясь даже напомнить ему о его обещании отвезти ее в Лондон, если она захочет.

От отчаяния перехватило горло, но ему удалось еще раз произнести:

— Пожалуйста.

Джеймс отважился накрыть ее руки своей рукой. Дрожь пробежала по ее телу, передалась его руке, сжала сердце. Ее дыхание застряло в груди, и один-единственный слабый звук слетел с её уст, но он услышал, словно она кричала.

И тогда Роуз кивнула.

Джеймс задрожал.

— Ты останешься?

Она снова молча кивнула.

— Спасибо.

И чистое, сладкое облегчение охватило его. На его стук в потолок карета медленно остановилась, и Джеймс приказал кучеру возвращаться домой. Затем пересел к Роуз. Дрожащей рукой снял с ее головы капюшон.

Слезы текли по ее бледным щекам. Ресницы были влажными, острыми и поблескивали, как черный атлас. Джеймс ощущал боль в каждой клеточке ее тела, в напряженно расправленных плечах, в сжатой линии губ, в крепко закрытых глазах. И этот вид разрывал его сердце.

Обняв за плечи, Джеймс усадил ее к себе на колени. Опустив подбородок, Роуз обвила руками его шею и положила голову ему на плечо.