- Твою - то матерь! – сжала я пучок травы, понимая, что меня обманули!

- Собсссно, все что сказать тебе хотел! – усмехнулся Федор Федорович. – И заметь, не по приказу!

- Погоди! Так вот это все было ради того, чтобы… - проговорила я медленно, понимая, что так меня еще никто не соблазнял!

- Ну как шалашик? Нравится? Да? А должОн! – усмехнулся икотка. – Меня к тебе приставили. Сторожить тебя! Коли ночь переночуешь, то заберет он тебя во дворец свой!

- Так, сторож! Рассказывай, как отсюда выбраться! – выдохнула я, решительно вставая.

- Погодь! Обожди! Ты что? – переполошился Федор Федорович. – Не велено тебя пускать! Сиди здесь!

- Не собираюсь! – фыркнула я, сбивая комара на подлете. – Тоже мне! Испытания придумал! Ага!

- Он-то над тобой власти не имеет! Подарки ты его себе не оставила! На себя не надевала! Ни колечка, ни сережек! Вот он тебе и золота в дом насыпал! Дескать, чем-нибудь, да соблазнишься! Но нет! Верно бесы тебе сказали! Зарыть его надобно! А теперь коли здесь переночуешь, то все, считай жена его!

- Жена?- подняла я бровь.

- Девок много к нему бегает. То одна что-то просит, то вторая… Все они в его власти. Что хошь, ради него сделают! Надобно – и в омут с головой. Только помани! – усмехнулся икотка. – А вот ты ему к сердцу прикипела.

- Короче, фонарик, - процедила я, негодуя по поводу такой изощренной любовной подлости.

Мимо меня прозвенел комар, которого я уже заприметила и отслеживала краем глаза.

- И теперь он хочет заполучить надо мной власть? Да? – спросила я, ловя в руку еще одного комара. Когда я разжала ладонь, он помятый и уже не такой звонкий, вылетел. «И передай остальным!», - буркнула я, провожая его взглядом.

- Страсть как заполучить тебя хочет, а власти не имеет, - вздохнул Федор Федорович. – Боится, он, что уйдешь ты.

- А просто подойти, обнять и сказать, что любит? – спросила я, расчесывая зверский комариный укус. – Просто предложить выйти замуж? Нет? Или он боится, что я откажусь?

Мысли бегали наперегонки, не давая мне ни секунды передышки. Нет, чтобы пришел, обнял, сказал, что я дорога! Но нет же! Вместо этого – сиди, корми комаров, дескать, испытание! Ритуал!

Мимо меня прозвенел огромный комар, норовя высосать меня до шкурки и костей. Испытание чего? Моих нервов? Терпения?

- Сначала он показывает шалаш! – послышался голос Федор Федоровича. – А потом, если девушку он устраивает, то тогда ведет во дворец. А то девки богатством прельщаются, думают, ну все! А тут на тебе, шалаш!

Словно в подтверждение слов где-то грустно квакнула лягушка.

- Мне плевать на его богатство! – заметила я, прикидывая, как отбиться от полчища комаров. – Меня интересует он! Даже, если он будет жить со мной в моей хижине, меня все вполне устроит! – выдохнула я, вставая и стряхивая с себя трупы комаров. – А шалаш он пусть оставит для своих шалашовок!

- Ты куда! – дернулся Федор Федорович, когда я заприметила кочку и стала к ней примеряться. – Стоять!

Я разогналась и прыгнула на нее, пытаясь изо всех сил удержать равновесие. Следом виднелась еще одна кочка, поросшая мхом. Я закатала рубашку, оттолкнулась и прыгнула, едва не поскользнувшись.

- Пока он не придет ко мне и не скажет, что любит, я не собираюсь кормить комаров! – ответила я, решительно перескакивая на следующую кочку.

Пока я прыгала, в надежде, что прыгаю в правильном направлении, перед глазами маячил светлячок, требуя срочно вернуться обратно.

- Что? Не все комары успели? – ехидно заметила я. – Я искренне полагаю, что любимыми женщинами не кормят комаров! Тем более, не позволят спать на сырой холодной земле посреди болота! Из чего делаем… вывод!

Я перепрыгнула на еще одну кочку, едва не соскользнув в мутную воду.

- Что любовью тут и не пахнет! – в слух рассуждала я, отбиваясь от назойливого светлячка. - Так что пока я не буду уверена в том, что меня любят, я никуда не пойду. Даже замуж!

- Ну он тебе это так не спустит! – послышался голос мне вслед.

Где-то виднелся берег, которому я обрадовалась, как родному. Допрыгав по кочкам, я соскочила на сырую и прохладную траву, вглядываясь в знакомый лес. Тропинка, петлявшая между деревьями, вывела меня из лесу так быстро, что я сама удивилась.

Болотные туманы рассеялись, а я вдохнула полной грудью запах сырого дерева и трав.

Деревенька встретила меня так же уныло, как и обычно. Одинокие домики пускали дымки, в мутных окнах маячили силуэты. Где-то мычали коровы, лаяли собаки, а я брела в сторону дома.

- Ты где была?!! – наскочили на меня Антипка и Анчутка. – Мы все обыскали! Даже на болото бегали!

- Эээх! – махнула я рукой, открывая двери и вдыхая запах сырости, трав и кислятины.

- Ну, рассказывай! – стрекотали бесы, бегая вокруг меня.

- Помирились? – с усмешкой спросила я. – Все исправили?

- Да, да, все, - спешно ответил Антипка, а Анчутка покраснела, потирая пятачок.

- Вот и славненько, - заметила я, отмывая грязные ноги и доставая из сундука с приданным свежую рубаху. – Вы как хотите, а я спать!

- Ты… с болотником была? – спросил робкий голос Анчутки, которая подлезла рядом. – Да?

- Да, - ответила я, чувствуя, что не мешало бы искупаться. Я насквозь пропахла болотом.

- Ой, - положила Анчутка голову на руки. – А в шалаш звал?

- А ты откуда про шалаш знаешь? – спросила я, передумав спать.

- Только не говори мне, что ты из шалаша сбежала! – перепугалась бесенок, глядя на меня круглыми глазами.

- А что мне? Комаров кормить? – спросила я, пожимая плечами. На душе стало тревожненько.

- Значит, ты ему отказала, - выдохнула Анчутка. – Ой, жди беды! Он так просто это не спускает! Уж дюже обидчивый!

Я зевнула и провалилась в густой, темный и тревожный сон.

- Ведьма, вставай! Там к тебе баба пришла! – трясли меня за плечо, пытаясь растрясти остатки сна.

- Кто пришел? – спросила я, сонно глядя вокруг и отрываясь от прелой подушки.

- Баба! – в один голос выдали бесы, пока я ворочалась и не хотела вставать.

- Шлите ее к Лешему, - зевнула я, слыша звон в ушах.

- Так она оттуда! У нее Леший ребятенка унес! – послышался голос Анчутки.

Что? Леший унес ребенка? Это как так?

Я вскочила и, стуча босыми ногами, бросилась в сторону двери. На пороге стояла растрепанная внешне и в чувствах молодая женщина. Вид у нее был какой-то оплывший. Она напоминала свечу, которая постепенно догорает. Грузная, рано постаревшая, слегка отекшая от слез, несчастная стояла на пороге, глядя на меня красными, распухшими глазами.