class="p1">Сперва это походило на бурный поток, несший за горизонт с безумной скоростю. Потом разум стал замечать детали, говорящие об обратном. Я не двигался, оставаясь на месте, но мир вокруг стремительно изменялся.

Черный ветер безвременья рвал волосы, но в тоже время вокруг властвовала оглушающая тишина. Все вокруг приходило в движение, и в тоже время замирало на месте.

Серые ландшафты бесконечной равнины проносились мимо с сумасшедшей скоростью. Но я продолжал стоять, не двигаясь.

Путешествие без движения.

Так это называлось. Знание всплыло привычным явлением, становясь еще одним кирпичиком в фундаменте трансформирующейся личности, где магия уже казалась чем-то родным.

Золотистая нить стелилась перед глазами, уходя за край горизонта подрагивающей струной. Неоднородная масса астрального плана бурлила, обтекая и стремительно изменяясь, как внешний мир вокруг.

Я сделал шаг, и проступила реальность, налилась объемом материальности. Серая пустошь исчезла, оставшись позади, как совсем недавно осталось яркое солнце песчаного пляжа контрабандистов.

Вокруг громоздились уродливые дома-ульи, где в сотах-клетушках жило по несколько тысяч человек.

Окраины Токио. Стремительно изменяющийся Астрал вынес меня на границу столицы японских земель, вот уже на протяжении многих лет находящихся под жестким протекторатом великих держав.

Сумерки еще не вступили в полные права, но уже близко подбирались к прохладному вечеру. В воздухе стоял устойчивый запах промышленных производств. Издалека прилетал грохот, работающих фабрик. Дребезжа и раскачиваясь, пронеслась на высоте нескольких метров монорельсовая вагонка, подвешенная на магнитные захваты общественной линии.

Строения и конструкции имели обветшалый вид, часть зданий и вовсе походила на дряхлых стариков, готовых в любой момент рухнуть, похоронив под собой своих обитателей. Единственное, что выглядело несокрушимым монолитом — громадные ульи, застывшие мрачной громадой футуристичной урбанистики вдалеке. Их обрушения старались не допустить, проводя регулярный ремонт.

На улицах неожиданно малолюдно, тихие голоса если откуда-то и доносились, то почти сразу же замолкали. Лишь заунывная музыка из приемника на втором этаже работного дома разносилась над переулком, но и ее не хватило надолго, пару раз дернувшись захрипел и замолк вышедший из строя динамик. Мелькнувшая в окне рука быстро затащила испортившееся устройство вглубь комнаты.

Я огляделся. Моя появление осталось незамеченным. А если кто-то и что заметил, то предпочел сделать вид, что так все и надо.

Здесь жителям с самого рождения прививали правила определенного поведения, фанатичную преданность своему делу, своей профессии, установленному порядку. Все что лежит за гранью этого, считается несущественным.

Я снова посмотрел на гигантские дома-ульи, в них жил средний класс. Низкоквалифицированные разнорабочие ютились на окраинах в трущобах. Даже самый жесткий тоталитарный режим не смог избавить социум от маргиналов, не способных устроится в жизни, несмотря на четко прописанную программу подбора специальности для каждого жителя с момента рождения.

Кто-то слишком ленив, у кого-то не хватает способностей получить даже простейшую профессию, кто-то сам решил избавиться от административной удавки, добровольно отправившись на самое дно.

Высшее управляющее звено за городом, привилегия жить в более чистой экологической обстановке, где еще сохранилась зелень, давалась в пакете с руководящей должностью. Таких мест здесь осталось немного, почти все острова давно уже плотно застроены заводами и фабриками.

Управляющие набраны из числа туземцев, так проще контролировать население. Иллюзия того, что подчиняются своим, а не чужакам создает ложное представление хоть какой-то видимости независимости. Что, конечно, не так. Вся по-настоящему высшая администрация целиком состоит из представителей великих держав, поделивших территорию на отдельные протектораты.

Кстати, в чьем секторе я очутился? Я огляделся и почти сразу заметил закрепленный на столбе черно-синий блок с проблесковыми маячками и видеокамерами. Подпись на металлической коробке гласила, что это полицейский пункт автоматической фиксации правонарушений.

Написано на чистом немецком без вкраплений чужих слов очень крупными белыми буквами, и лишь в самом низу вскользь прошла вязь японских иероглифов.

Ясно, Территория Священной Германской Империи. Бравые тевтоны со своей знаменитой педантичностью, даже в откровенных трущобах умудрились разместить символ собственной власти. Мол, то что здесь нет постоянных полицейских патрулей, не значит, что здесь нет закона. Все обязаны подчиняться установленному порядку, даже откровенные маргиналы.

Что примечательно — блок целый без каких-либо повреждений. Если бы подобный агрегат установили где-нибудь в негритянском гетто, его давно бы уже разбили, сломали или как минимум попытались бы снять. Вот что значит менталитет на национальной почве.

Прямое восстание в этих условиях невозможно. Понимают ли это Ронины и Самураи, борющиеся за независимость? Японцы покорно приняли поражение, привыкнув к новому порядку вещей. Поднять их на революцию сложно, если вообще возможно.

Возможно повстанцы решили пойти другим путем — взорвать общество изнутри, устроив особо сильный теракт? Ведь стабильность власти протектората зиждется на уверенности в собственном превосходстве. Если показать слабость администрации, неспособность противостоять атакам революционеров-боевиков, то можно вызвать неуверенность в социуме, посеяв сомнения.

И тогда уже никакой авторитет не спасет. Многие поверят, что это возможно — драться и победить.

— Точнее им дадут в это поверить, а затем зальют кровью, — задумчиво пробормотал я неспешно оглядываясь.

Нет, версия с терактом слишком проста. Да и сколько их уже устраивали Ронины, незыблемость власти протектората даже после самых кровавых нападений ни разу не подвергалась сомнению. Нет, здесь что-то другое, что-то напрямую связанное с магией. Иначе зачем им перстень Мещерских.

Переливающаяся золотом путеводная нить к похищенной семейной реликвии исчезла, но сам перстень превратился в яркую искорку, видную в магическом плане.

Я снова покосился на коробку полицейской системы наблюдения. Несомненно мое появление уже зафиксировали визуальным путем, человек в черном армейском комбезе с компактным автоматом на груди на улице японского города не мог не привлечь внимания муниципальных служб. Но главное, наверняка само переход через астрал стал достоянием одаренных из германского представительства.

Будь это сектор италийцев или франков, можно было бы не слишком торопиться. Но территорию контролировали германцы, а потому следовало действовать быстро.

Ordnung muss sein — порядок должен быть. Сюда уже наверняка мчится дежурная группа захвата.

— Чертовы тевтоны со своей исполнительностью, — ругнулся я, рысью бросаясь в сторону трехэтажных домов, за которыми поблескивала звездочка перстня.

Несколько попавшихся на пути аборигенов торопливо бросились в сторону, освобождая дорогу. Военное снаряжение, а главное европейское лицо, подсказали держаться подальше от непонятного гостя.

Вход в полутемный подъезд, быстрый подъем по лестнице, ступеньки под тяжелыми подошвами армейских ботинок продавливались, тихо поскрипывая.

Поворот направо в коридор и дальше в другой конец, не обращая внимания на быстро захлопывающиеся двери. Кажется, это что-то вроде подобия общежития.

Выскочил наружу, огляделся. Проклятье, выход с другой стороны. Ладно, попробуем с крыши. Обходить слишком долго. Я чувствовал,