Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Для Минляна это стало настоящим потрясением, ведь все сорок с лишним лет он считал, что это он в ответе за смерть Интао, которая повесилась, пока он ходил за газировкой; кто бы мог подумать, что Чэнь Чжанцзе все эти годы также жил с этим бременем; другими словами, это их общее бремя, они оба, отец и сын, Чэнь Чжанцзе и Минлян, убили Интао. Минлян про себя вздохнул. Чэнь Чжанцзе, тяжело дыша, произнес:
– Я в своей жизни ошибся дважды.
Минлян посмотрел на отца.
– Первый раз, это еще когда в нашей яньцзиньской труппе мы ставили «Легенду о Белой змейке» и я помогал Интао и Ли Яньшэну придумывать реплики и входить в роль, – с одышкой сказал Чэнь Чжанцзе, – не делай я этого, мы бы с Интао и не поженились.
Минлян промолчал.
– А второй раз я ошибся уже в Ухане, во время первомайского концерта, который устроило наше депо, ты помнишь?
Минлян, что-то вспомнив, кивнул.
– У работников из службы движения произошла тогда заминка с номером, а я вышел и исполнил арию из «Легенды о Белой змейке». Не пел бы – не женился на Цинь Цзяин.
Минлян снова промолчал. В то же время про себя он подумал, а кого еще, если не Интао и Цинь Цзяин, он мог найти себе тогда, сорок лет назад? Выражаясь иначе, чем бы отличалась другая его избранница? Но сказать это вслух Минлян не мог, потому и молчал.
Минлян пробыл в Ухане неделю. Заметив, что состояние Чэнь Чжанцзе стабильное, он решил расспросить о течении болезни врача, тот ему объяснил, что заболевание Чэнь Чжанцзе дает о себе знать время от времени, сейчас все хорошо, а потом неожиданно может наступить ухудшение; но примерно полгода-год резких скачков в состоянии больного быть не должно. После разговора с врачом Минлян, у которого в Сиане был целый ворох дел, и где его ждал новый филиал, не мог и дальше задерживаться в Ухане, поэтому он сказал Цинь Вэйвэй, что планирует возвращаться. Цинь Вэйвэй понимающе поддержала его решение:
– Папа Хунчжи, с нашим отцом уже все равно ничего не поделаешь, езжай по своим делам, я и мама о нем позаботимся… Ты, и так оплатил больше половины медицинских расходов, для меня это огромное облегчение.
– Мама Чэньси, не говори так, заботиться о больном куда сложнее, чем просто внести деньги на его лечение.
За день до возвращения в Сиань Минлян приснился в гостинице сон, в котором какой-то женский голос спросил его:
– Ты забыл о своем обещании?
– О каком?
– О том, которое ты дал мне в шесть лет, – продолжал голос, – в тот год я помогла спасти твою маму, и ты бросил ее в Янцзы.
Тут Минлян неожиданно вспомнил, что в тот год его мама, Интао, пожаловала в их уханьскую квартиру, где жили Чэнь Чжанцзе и Цинь Цзяин, после чего кто-то приколол ее иглами к доске в соломенной хижине, что находилась в западной части их района; дорогу к этой хижине Минляну показал светлячок, благодаря которому Минлян и спас свою маму. Тогда же светлячок попросил Минляна, чтобы тот в свой следующий, через несколько десятилетий, приезд в Ухань, оказал ему одну услугу. И вот сегодня светлячок как раз за этим и пришел.
– Пока этого разговора не было, я обо всем и позабыл; но сейчас я все вспомнил, – ответил Минлян.
– В тот год, – продолжал женский голос, – я показала тебе дорогу и спасла твою маму, теперь ты тоже должен спасти меня.
– Кто ты?
– Настоятельница Ма, – ответил голос.
– Что еще за настоятельница Ма?
– Та самая, что приколола тогда к доске твою маму.
– Раз это ты приколола мою маму, то зачем превратилась в светлячка и спасла ее? – ничего не понимая, спросил Минлян.
– Я ее приколола, я же ее и спасла, это называется отложить нож и тотчас стать Буддой.
Минлян даже остолбенел, пытаясь осознать эту мысль. Тогда он спросил:
– И как же мне тебя спасти?
– Помоги мне уехать из Уханя.
– Зачем?
– Я всю жизнь измывалась над простыми людьми, пуская в ход иглы, а это тяжкий грех; а сейчас я уже хоть и умерла, все равно хочу покинуть это грязное место.
– А почему для этого ты выбрала меня?
– Тебе в то время было всего шесть лет, я рассудила, что спустя сорок с лишним лет ты как раз будешь в самом расцвете сил. Обратись я тогда к кому-то из взрослых, то спустя сорок с лишним лет не факт, что кто-то из них остался бы в живых.
– И как же тебя увезти из Уханя?
– Так же, как и твоя мама, я уже переселилась в свою фотографию, – пояснила настоятельница Ма, – поэтому тебе просто нужно взять и увезти мою фотографию.
– Я собираюсь отсюда вернуться в Сиань.
– Мне лишь бы выехать из Уханя, а куда – совершенно не важно.
Тут до Минляна дошло, что это и есть скрытая причина его приезда в Ухань; вдруг, словно опомнившись, он спросил:
– А болезнь на моего отца случайно не ты наслала, желая выманить меня сюда?
– Как можно? Свою болезнь твой отец заработал сам.
– А где сейчас твоя фотография?
– У Башни желтого журавля, – ответила настоятельница Ма и добавила, – там в парке на заднем склоне горы есть павильон, моя фотография спрятана под его дальним угловым столбом справа.
– А когда ты покинула этот мир? – поинтересовался Минлян.
– Три года назад, с тех пор и ждала тебя каждый день.
Минлян проснулся, включил лампу, посмотрел на часы, они показывали три ночи.
Минлян встал, полностью оделся, вышел из гостиницы, поймал такси и отправился к Башне желтого журавля. Он вспомнил, что когда был мальчишкой, их школа организовала сюда коллективный поход, и он еще тогда ходил любоваться на Башню желтого журавля вместе с несколькими сотнями других учеников. Позже во время приезда в Ухань бабушки, Чэнь Чжанцзе также приводил их сюда. Когда такси остановилось у склона горы, на которой возвышалась достопримечательность, Минлян вышел из машины и издали оценил Башню, ему показалось, что, по сравнению с тем, что он видел сорок с лишним лет назад, ее облик полностью изменился. Ночью во всей округе не наблюдалось ни единого прохожего. Огромные ворота комплекса на ночь были закрыты, но едва Минлян подошел к ним поближе, как они вдруг сами отворились. Минлян тут же сообразил, что это дело рук настоятельницы Ма, которая тем самым дает понять, что ее фотография действительно спрятана здесь. Минлян взобрался на склон горы и подошел к Башне
