«Ну как? Поможет такой прибор решить нашу проблему?» — поинтересовался Михаил Сергеевич моим мнением после минутного молчания. Так, сидя на заднем сиденье мчавшегося по Москве «ЗИМа», я сформулировал свой вердикт:

— Мы не можем использовать гелиевый течеискатель в существующем виде. Он работает в вакууме внутри ускорителя. В будущем возможно его использование, если наддувать наш топливный отсек гелием и «научить» прибор реагировать на просочившийся наружу гелий.

Михаил Сергеевич согласился со мной и в таком же духе доложил Евгению Алексеевичу Иванову, решавшему все проблемы производства. Нам же оставалось определять место утечки керосина только по пузырению воздуха внутри отсека при создании избыточного давления снаружи. Пузыри были керосиновые, если были остатки керосина, или мыльные, когда наносили мыльную эмульсию.

Мыльная эмульсия была в ходу при проверке гермокабин экипажа и салонов пассажирских самолетов. Конструкторов гермокабины наших новых самолетов тоже волновала проблема утечек. Но отличие проблемы конструкторов топливного отсека состояло в том, что мы должны были обеспечить герметичность на керосин, а не на воздух. Как известно, текучесть керосина во много раз больше, чем воздуха. И мы должны были обеспечить абсолютную герметичность, а современные гермокабины вентиляционного типа допускают значительные утечки, которые компенсируются наддувом.

Испытания первой же партии моделей топливного отсека позволили нам определить, что самым опасным местом, где разрушается герметик, являются углы топливного отсека. Оказалось, что каждый из видов нанесения герметика: внутри шва, жгутик по шву и поверхностная пленка — самостоятельно обеспечивают полную герметичность. Конечно, была очень важна соответствующая подготовка поверхностей, строгое соблюдение технологии приготовления и нанесения герметика. И все-таки мы решили на самолете использовать все три «барьера» на пути керосина из топливного отсека.

Особо стоял вопрос о технологических люках для ремонта герметизации внутри топливного отсека в период срока службы самолета. С одной стороны, люки — это дополнительный вес, трудоемкость и вероятность течи по крышкам. С другой стороны, наличие люков позволяло надежно определить место производственного дефекта герметизации и произвести его ремонт. Мы также допускали, что срок службы герметика как резиноподобного материала может оказаться небольшим. Со временем он может растрескиваться. И тогда, обеспечив ремонтопригодность конструкции нашего топливного отсека, мы продлим жизненный цикл самолета. Но для этого количество люков и их расположение должно было обеспечить хороший доступ к любой точке периметра топливного отсека. Александр Аветович Тавризов и Феликс Соломонович Померанц мертво стояли за люки.

Конструкция герметичной крышки Померанца была очень сложной. В ней использовался принцип герметизирующего кольца гидропоршня большого диаметра. Точеное дюралевое кольцо приклепывалось на герметике к панели, и его вертикальное ребро играло роль цилиндра. Ребро точеной крышки с проточкой для резинового кольца служило поршнем.

Страх жестокой расплаты за неудачную конструкцию давил тяжелым грузом моих пожилых коллег, и свои конструкторские решения они строили только на проверенных опытом данных. Так эти «цилиндрические» крышки и пошли на первый летный экземпляр перехватчика Т-3. Только спустя какое-то время я разработал новую, более простую и легкую конструкцию крышки гермолюка. Резиновое кольцо специальной формы привулканизовывалось к крышке вокруг небольшого центрирующего пояска. Надежная герметичность обеспечивалась деформацией кольца в процессе прижатия крышки к панели болтами с потайной головкой.

А тем временем я запустил в производство чертеж герметизации топливного отсека крыла Т-3, согласовав его даже с ВИАМом. В нем все наши наработки обрели статус официального конструкторского решения КБ Сухого.

И все-таки все понимали, что заливать керосин прямо в крыло маневренного сверхзвукового истребителя таило в себе большой технический риск. Поэтому Тавризов и Померанц вышли к начальству с предложением провести контрольные стендовые испытания полноразмерного топливного отсека с силовым и температурным нагружением.

Разработку конструкции такого отсека и выпуск всей документации поручили мне. Пришлось изобретать дешевый и малотрудоемкий аналог самолетной конструкции. Вместо фрезерованной балки из дорогостоящей стали — сварную из простой строительной и т. д. Но внешняя конфигурация отсека точно соответствовала оригиналу.

Сложная конструкция стенда для испытаний моего отсека была разработана в технологическом отделе завода. Отсек крепился к мощной сварной станине и закрывался металлическим кожухом со стеклянными окнами, в который подавался горячий воздух с температурой 100 градусов, воспроизводящий кинетический нагрев конструкции в полете с максимальной сверхзвуковой скоростью. Внутри отсека под давлением курсировал подогреваемый до такой же температуры керосин.

Требовалось несколько часов, чтобы вывести отсек на заданный тепловой режим. Потом начиналось его циклическое нагружение максимальной эксплуатационной нагрузкой при помощи рычага, троса, гидроцилиндра и автомата нагружения.

Судьба распорядилась так, что я с самого начала своей конструкторской работы был вовлечен в решение важной научной проблемы с большим объемом экспериментальных исследований. Я планировал испытания, разрабатывал экспериментальные образцы, создавал программы испытаний, принимал в них участие и писал технические отчеты.

Стремление к научной систематизации данных о разрабатываемой технической проблеме привело меня в бригаду информации нашего КБ. С помощью Доната Внутского мне удалось собрать большой объем материалов о конструкции и технологии герметизации топливных отсеков самолетов западных стран, опубликованных в открытой периодической литературе. Мы вдвоем выпустили технический обзор с множеством фотографий, схем и рисунков. Вначале я описал и нарисовал схему топливного отсека крыла суховского АНТ-25 конца тридцатых годов. Затем пошли топливные отсеки английских, французских и американских пассажирских и боевых самолетов, описания конструкции которых и фотографии я выуживал из подшивок западных технических журналов. Обзор дал возможность убедиться, что наши конструкторские решения находятся на уровне лучших западных образцов. Этот обзор читали наши фюзеляжники и начали подумывать о замене своих мягких баков на герметизируемые топливные отсеки. Это сулило увеличение объема топлива на 30 %. Впоследствии они так и сделали.

Я часто наведывался к стенду с моим отсеком и на месте решал возникающие вопросы. Испытания подтвердили работоспособность принятых конструкторских решений, и мы могли спокойно ждать начала летных испытаний нашего первого в стране истребителя с треугольным крылом. Мы были уверены — топливные отсеки нас не подведут.

На воздушном параде в Тушине в конце июня были продемонстрированы оба наших сверхзвуковых истребителя со стреловидным и треугольным крылом. Во время их пролета громкий голос комментатора впервые открыто объявил их автора. Наши самолеты произвели очень сильное впечатление на военных атташе западных стран. Все авиационные журналы вышли с репортажами о воздушном параде и с множеством фотографий наших самолетов. Фамилия и имя нашего шефа появились в печати. Месяца через два в нашей технической библиотеке я держал английский журнал с большой иллюстрированной статьей «Сухой — конструктор, вышедший из тени».